Сейчас, спустя почти четыре десятилетия после окончания войны, мы пытаемся выяснить, как удалось нашему полку прославить свое знамя. Обычно в воспоминаниях главное внимание уделяется подвигам, совершенным в чрезвычайных ситуациях: герои закрывают своим телом вражеский пулемет, вызывают огонь на себя. Гвардейские минометчики любят рассказывать и о том, как в случае безвыходного положения боевые машины использовались для стрельбы прямой наводкой, как артиллерийские орудия, хотя и не были приспособлены для этого: наши БМ были легко уязвимы, возможности их передвижения в полевых условиях — ограничены, снаряды, особенно на близком расстоянии, имели очень большое рассеивание.
Конечно, и воины нашего полка попадали в исключительные обстоятельства — на войне это неизбежно. Один из соавторов, Овинников, командовавший взводом, например, во время ожесточенных боев в Сталинграде выехал за боеприпасами на берег Волги, к центральной переправе. Там нас должна была ждать тыловая автоколонна. Задерживать ее мы не могли ни на один час. Но в тот момент, когда наши четыре машины подошли к переправе, туда прорвались вражеские автоматчики. К счастью, энергичному майору, оборонявшему этот участок с небольшим подразделением, удалось организовать оборону силами оказавшихся здесь солдат и офицеров из различных частей. В их числе оказался и я со своей группой. Майор тут же назначил меня своим заместителем. Нам удалось отбросить противника и в течение суток держать оборону переправы до прихода пехоты.
Такие случаи в жизни полка были, однако, исключением. Славу полку создал героизм другого рода: повседневный ратный труд, умелый и дисциплинированный, требующий громадного напряжения духовных и физических сил, труд в условиях постоянной опасности.
Свое военное счастье полк ковал сам — руками своих солдат, готовых в каждую минуту к неимоверно тяжелой прозаической работе; руками своих командиров, хорошо подготовленных в идейно-политическом и профессиональном отношениях.
К осени 1942 года германским вермахтом была уже разработана тактика борьбы с советской ракетной артиллерией. Уже через несколько десятков секунд после залпа на огневую позицию обрушивались мины, снаряды, а то и бомбы противника. Наши огневики должны были часто менять свои позиции, а после залпа немедленно покидать ее. По инструкции передвижение боевых машин разрешалось лишь после их зачехления; требовалось опустить направляющие в походное положение и поднять домкраты. От некоторых из названных требований вскоре пришлось отказаться.
В разгар ожесточенных боев за Сталинград, вспоминает гвардии сержант, ныне полковник запаса, Владислав Иванович Алексеев, наша батарея изготовилась для залпа у подножия Мамаева кургана. Открытие огня задерживалось. Над нами кружилась «рама» — фашистский самолет-разведчик. Разрывы вражеских снарядов ложились все ближе, прижимая батарейцев к земле. Некоторые стали отползать от боевых машин. Тогда командир батареи лейтенант Михаил Львович Цыпкин (ныне подполковник запаса, заместитель главного конструктора 1-го Государственного подшипникового завода в Москве) резко снял наушники — он говорил по рации с командиром дивизиона — и направился к батарее, не обращая внимания на разрывы. Прозвучала громкая команда: «К боевым машинам!» За несколько секунд была уточнена установка прицела и дан сокрушительный залп.
Огневую позицию на этот раз мы покидали с неопущенными направляющими.
В Сталинграде мы учились боевому ремеслу. В боях на Курской дуге мои однополчане показали свое мастерство. 5 июля на нашем участке, западнее Понырей, было отражено более десяти вражеских атак. «2-й и 3-й дивизионы, — читаем в рукописной «Истории полка», — маневрируя на поле боя, вели успешную борьбу с танками противника... залповым огнем по местам сосредоточения и в момент самой атаки... наносили большие потери, особенно пехоте, следующей за танками, отсекая и уничтожая ее».
Количество залпов (батарейных и дивизионных) во 2-м дивизионе доходило до 20—30 в день. В отличие от Сталинграда мы не экономили боеприпасов. На дивизионных складах было накоплено небывалое количество снарядов — на пять полных боекомплектов; еще шесть залпов находилось на полковом складе.
Заряжание боевой установки, даже в условиях полигона, дело нелегкое. Снаряд весил 42 килограмма. Его надо поднять на высоту человеческого роста и закрепить на направляющей. При частых залпах плечи огневиков, заряжавших установку, были натерты до крови. Гимнастерки и шаровары от грязи и смазки на снарядах казались кожаными. Лица и руки от порохового дыма были черными. Но работа огневых расчетов отнюдь не ограничивалась залпами. Много сил отнимали земляные работы. Лопатой и ломом в любое время года солдаты и сержанты, нередко и офицеры, копали землю, чтобы укрыть себя, технику и боеприпасы от поражения.
Замечу, что для землянки или укрытия для боевой машины требовалось переместить около 30 кубометров земли. Часто это выполнялось силами трех человек — командиром, наводчиком, водителем. Расчеты никогда не были полными.