Выслеживая Вьет-конг Личные воспоминания участника программы «Феникс»

Отец Хай Тюа с 1946 по 1950 год служил при восстановленной французской администрации заместителем старосты общины Хьепхоа, и по мере того, как Вьетминь наращивал свои усилия по разгрому французов, эта работа становилась все более опасной. Тех вьетнамцев, которые служили французам, во Вьетмине называли вьет зян, «вьетнамскими предателями». Я спросил Хай Тюа, как его отец справлялся с этой деликатной ситуацией, и вот что он ответил:

Мой отец был умным человеком. Он обстругивал палку о двух концах. Ему не очень нравилось работать на французов, но он боялся, что если он уйдет, то его преемник не будет заботиться о людях. В первую очередь он всегда заботился о жителях Хьепхоа. Поэтому, несмотря на то, что он работал на французов, он также дружил с сопротивлением. Он сотрудничал с ними ровно настолько, чтобы они не хотели его устранять, потому что были уверены, что его преемник будет еще хуже.

Тюа объяснил, что его отец смог пройти по тонкому пути между двумя сторонами отчасти потому, что он вырос в одной деревне с главным лидером сопротивления в общине. Именно с таким явлением неофициального согласия между ранними вьетминьцами и правительственными чиновниками я неоднократно сталкивался, изучая реалии войны в Хаунгиа. Когда Тюа описывал роль своего отца при французах, многое в его истории удивительным образом совпадало с тем, что мы начали узнавать о нашей нынешней ситуации. За двадцать пять лет история повторялась.

Хай Тюа рассказал о попытках французов восстановить свой контроль над сельскими районами Хьепхоа. Они пытались управлять государством на уровне общин с помощью исключительно вьетнамской бюрократии. Например, в Хьепхоа единственными гражданами Франции были управляющий сахарного завода и священник католической церкви. Тюа объяснил, что французы оказались перед дилеммой. С одной стороны, они знали, что их никогда не примут или что они не смогут работать на уровне общины. С другой стороны, пытаясь управлять страной из больших и малых городов через местных чиновников, они теряли связь с народом. Вьетнам, напомнил мне Тюа, был и остается обществом, ориентированным на общинный уклад. Чужаки, жившие в городах, являлись заложниками той информации, которую им скармливали вьетнамские «прихвостни» (так народ называл многих чиновников, поставленных французами).

В 1947 году, после того как правительственные войска под руководством Франции арестовали нескольких лидеров сопротивления и отправили их в страшную тюрьму на острове Консон, движение сопротивления было вынуждено принять более строгие меры безопасности. По необходимости вся работа сопротивления ушла в подполье. Так родилось теневое правительство.

Тюа объяснил, что в вопросе о насильственном сопротивлении французам крестьянство Хьепхоа разделилось. Французы не нравились практически никому — они были западными людьми. Они не нравились даже вьетнамскому чиновничеству, которое, работая на французов, извлекало выгоду из системы. Но большинство людей в то время не были ни ярыми сторонниками сопротивления, ни антифранцузами. Фермеры Хьепхоа просто хотели спокойно обрабатывать свои рисовые поля.

Но стали бы жители общины сообщать правительству о тайной деятельности сопротивления? Хай Тюа улыбнулся моему вопросу, а затем терпеливо объяснил наивному американцу вьетнамский путь. Независимо от того, насколько политически вовлеченными или апатичными могут быть крестьяне, почти никто никогда не сообщит правительству о деятельности сопротивления. Это означало бы подвергнуть своего вьетнамского товарища аресту, пыткам или даже смерти от рук западных людей. Практически никто не стал бы этого делать. Это была ситуация «они» против «нас».

Но, конечно, утверждал я, среди людей, поддерживающих правительство, были и такие, кто пошел бы наперекор этому кодексу.

Тюа настаивал на том, что большинство жителей общины относились к французам и их вьетнамским сторонникам с таким презрением, что в плане защиты лидеров сопротивления от захвата на них можно было положиться. А те немногие, кто мог поддаться искушению нарушить свои вьетнамские социальные обязательства, осознавали риск такого предательства. В сельской вьетнамской деревушке не существовало секретов, и все понимали значение слов «революционная правосудие».