Выслеживая Вьет-конг Личные воспоминания участника программы «Феникс»

Оба информатора настаивали на том, что центральное место в мировоззрении вьетнамцев занимает укоренившаяся неприязнь к иностранцам, и что этот факт в их общине сыграл ключевую роль. Тюа описал это явление применительно к французам, но дал понять, что, по его мнению, оно распространяется на всех западных людей. Я начал искать подтверждения этому заявлению, и когда я поднял этот вопрос перед своими вьетнамскими коллегами из правительственных структур, то быстро понял, что это очень деликатная вещь. Один офицер южновьетнамской разведки улыбнулся и сказал мне, чтобы я «не обращал внимания на подобные заявления вьетконговского предателя». Хай Тюа, объяснил он, был родом из революционной деревушки, где его сознание искажено коммунистической пропагандой. Но другие ответчали на этот вопрос по-своему. Ссылаясь на многовековую борьбу Вьетнама против иностранного господства, они подтвердили, что ксенофобия вьетнамцев вполне реальна. Иностранцы, объясняли они, часто не замечают этого, потому что «вьетнамский путь» предписывает скрывать подобные чувства. Вежливая улыбка и кажущееся покорным поведение многих вьетнамцев были маской, за которой часто скрывалось презрение к иностранцу. Один из моих более откровенных коллег, прошедший подготовку в американской разведывательной школе на Окинаве, подытожил ситуацию, напомнив мне: «Вы ничего не можете поделать, если вы американец, но вы должны всегда помнить, что очень немногие из наших людей способны испытывать к вам искренние положительные чувства. Вам нужно исходить из того, что далеко не все вас любят и доверяют вам, и не нужно обманываться азиатской улыбкой».

Однако тот факт, что отец Хай Тюа был государственным служащим у французов, меня заинтересовал. Вот бывший коммунистический староста общины, отец которого выполнял практически те же обязанности в той же общине, но уже у ненавистных французов. Что же произошло, что заставило сына выбрать столь радикально иной путь?

Тюа улыбнулся. Он предпочел бы сохранить нейтралитет в этой борьбе, но ситуация в Хьепхоа не позволяла этого сделать. Пока французы продолжали свои тщетные попытки управлять сельской местностью из городов и поселков, Вьетминь становился все сильнее и сильнее. Правительство мало что делало для народа, кроме взимания налогов, и все больше воспринималось крестьянством как внешняя сила, от которой практически нет никакой пользы. Народу приходилось все чаще и чаще сталкиваться с движением сопротивления, которое постоянно было представлено на таком важном общинном уровне. Тюа вспоминает, что к 1949 году в каждой деревне уезда Хьепхоа существовала своя «группа самообороны» — отряд безоружных добровольцев, которые заблаговременно предупреждали о приближении правительственных войск. Позже эти отряды стали ядром вооруженных партизанских отрядов Вьетминя.

Отцу Тюа становилось все труднее сосуществовать с вьетминьцами. По мере роста сопротивления французам, в общине появился новый лидер Вьетминя. Этот человек был северовьетнамцем, который переехал на юг со своей семьей по настоянию французов, привлеченный обещаниями большой экономической выгоды для тех, кто переедет на юг для работы на каучуковых плантациях. Французские обещания оказались пустышкой, и среди этих переехавших, обманутых и разочарованных северян Вьетминь нашел множество преданных рекрутов.

К 1949 году этот лидер Вьетминя начал требовал все бóльшую и бóльшую помощь от отца Хай Тюа, который не мог подчиниться, не рискуя получить отпор со стороны Франции. Столкнувшись с этой дилеммой и страдая от ухудшения здоровья, он ушел в отставку. Вьетминь сразу же объявил старого чиновника предателем и попытался его устранить. Последними воспоминаниями Хай Тюа об отце были воспоминания о том, как измученный старик прятался в бамбуке каждый раз, когда вьетминьцы приближались к деревне.

Тюа было девятнадцать лет, когда умер его отец — как раз тот возраст, когда можно было служить солдатом как у французов, так и у вьетминьцев. По его словам, «после смерти отца я решил остаться дома, чтобы заботиться о матери и сестре. Для этого мне пришлось стать опытным уклонистом от призыва». Реакция Тюа на судьбу отца была предсказуемой. Он не хотел иметь ничего общего с политикой ни одной из сторон, равно как и не хотел попасть в сети вербовщиков, которые регулярно рыскали по деревням Хьепхоа в поисках мужчин военного возраста. Почти три года хитрому Тюа удавалось избегать исполнения обязательств перед каждой из сторон развивающегося конфликта.

Но когда движение сопротивления переросло в полномасштабную войну, оставаться нейтральным стало невозможно. Столкнувшись с необходимостью выбирать сторону, прагматичный молодой крестьянин вызвался работать в развлекательном отряде вьетминьцев — ему пришлось стать гитаристом в труппе артистов, которые развлекали войска песнями и сценками, прославляющими победы Вьетминя. К 1954 году, по словам Тюа, большинство жителей общины Хьепхоа «склонились на сторону Вьетминя». Вот как он объяснил мне переменчивый политический песок в своей общине: