Как и Хай Тюа, Фить был потрясен вторжением в Камбоджу в 1970 году и его разрушительным воздействием на убежища вьетконговцев. В то же время он заметил, что даже взводы местного ополчения сайгонского правительства были перевооружены винтовками М-16, в то время как его собственные войска испытывали такую нехватку боеприпасов, что имели постоянный приказ избегать боя.
Но удрученный Фить не мог заставить себя принять предложение правительства об амнистии. Как и Хай Тюа, он подозревал подвох и боялся, что если он сдастся, то его будут пытать и отправят в тюрьму. В конце концов, ключевую роль сыграла жена Фитя, заверив его, что с митингующими против правительства обращаются хорошо, и он сдался властям в Баочае в конце 1970 года.
Жена Фитя оказалась права. Правительство приняло его вежливо, если не сказать тепло. Однако вьетконговцы были не столь снисходительны. Коммунисты начали через соседей передавать ему предупреждения, угрожая ему и его семье, если он откажется «вернуться в революцию». В ответ на запугивания Вьетконга Фить привел правительственные войска к тайнику с ценными боеприпасами для стрелкового оружия. Таким образом, он сжег мосты и стал бесповоротно приверженцем поражения Вьетконга.
Полковник Вайсингер сразу же понравился Фитю. Полковник щедро помогал ему, оставшемуся без гроша в кармане, пока бывший лидер Вьетконга пытался приспособиться к новой роли кормильца своей давно позабытой семьи. Фить и полковник проводили долгие часы за разговорами о революции. Таким образом, к тому времени, когда я прибыл на место, полковник Вайсингер уже выполнил первый шаг в искусстве использования перебежчиков — установление взаимопонимания с объектом. Фактически, полковник уже завербовал Фитя для работы в нашей группе советников. Его задачей было убедить других вьетконговцев в общине Танми присоединиться к нему в качестве дезертиров.
За несколько недель до моего приезда майор Эби поручил Фитю заняться проектом Танми. С неохотного согласия майора Нгиема (который ни единому перебежчику не доверял), Фить составлял письма своим бывшим товарищам и передавал их через их семьи в общине Танми. Фить был фактически неграмотным, поэтому ему приходилось диктовать свои мысли одному из переводчиков группы, бывшему журналисту сержанту Чунгу, который затем и составлял письма. В этих посланиях Фить заверял своих старых друзей, что с ним хорошо обращаются, и призывал их «вернуться в республику», вернуться к нормальной жизни со своими семьями.
Фить и сержант Чунг посещали Танми несколько раз в неделю, чтобы доставить письма семьям вьетконговцев. Во время этих визитов они делали все возможное, чтобы убедить вьетконговских женщин помочь «спасти» своих мужей. После короткой поездки («Не оставайтесь в общине слишком долго!») двое мужчин возвращались в Дыкхюэ, где Фить сразу же погружался в
Одним из первых шагов майора по моему прибытию было представление меня Фитю и Чунгу как их нового начальника. Эби в то время подчеркнул, насколько важно, чтобы усилия Фитя привели хотя бы к одному перебежчику из Танми. Такой перелом порадовал бы полковника Вайсингера и дал бы нам дополнительные рычаги влияния в самой общине. Майор Эби не уставал напоминать мне, что по Танми он ожидает результатов.
Поначалу мне хотелось лишить Фитя алкоголя, так как он казался вечно пьяным. Сержант Чунг посоветовал этого не делать и заверил меня, что Фить достаточно дисциплинирован, чтобы трезветь перед каждой вылазкой в Танми. Со слов сержанта, сотрудничество Фитя в проекте было трудно удержать, и лишение его любимого рисового виски могло означать конец наших усилий. Поскольку меньше всего мне хотелось ставить под угрозу свой новый проект, я с неохотой отказался от этой темы.
Я также узнал, что потребности моего нового оперативного сотрудника выходят за рамки только алкоголя. Фитя нужно было регулярно снабжать американскими сигаретами, кормить в нашей столовой и еженедельно выделять субсидии его денежному потоку — особенно после того, как наши переводчики заманивали его на одну из своих ночных карточных игр. Таким образом, мое первое впечатление о г-не Фите было не очень положительным. Как бы я ни старался, я не мог представить его в роли боевого лидера вьетконговцев. Однако позже мне пришлось изменить свое мнение.