Времена года сменяли друг друга. Заканчивалась бесконечная парижская зима, начиналась весна, и я знакомилась с самой собой – девушкой по имени Оттавия. Я выгуливала платья по бульварам, плавящимся от жары, за бокалом-другим сидела с Мариной на террасе до двух часов ночи, листала художественные альбомы, устроившись на ступеньках во дворе ресторана, в вагоне метро или утром за круассаном. Я старалась больше не думать о Клеме. Что бы я к нему ни чувствовала, он отверг меня настолько откровенно, что теперь я изо всех сил старалась его забыть. Я работала. Писала Кассио: «Я знаю, что ты спишь, но вот бы я могла позвонить тебе и позвать на завтрак. Я никогда не думала, что смогу жить с мужчиной каждый день. Ты мой максимум. Остальное – невыносимо. Я так скучаю по тебе, любимый». И правда в это верила. Дни тянулись медленно. Приближалась дата моего отъезда: я уехала в конце лета, когда осень была уже на пороге. Я научилась всему, что нужно. Незадолго до возвращения я написала Кассио в своем последнем письме: «Я годами хотела, чтобы между нами возникла прочная связь, и только сейчас поняла, что об этом позаботилось само время – прошли годы, и мы стали неотделимы друг от друга, что бы с нами ни происходило.
IV
Кассио взял у кого-то машину, чтобы встретить меня во Фьюмичино. Когда я увидела его в аэропорту – черная футболка, белые брюки, очень короткая стрижка, по телу пробежала дрожь. Он сложил мои вещи в багажник, отвез к себе, мы занялись любовью, покурили, послушали музыку, а потом, не говоря ни слова, надели рабочую форму и отправились в ресторан на вечернюю смену, подчиняясь инстинкту возвращения, будто лососи или перелетные птицы.
Я не видела его полгода. За это время изменилась не я одна. Кассио был истощен. Жалкий и озлобленный, он пил водку двойными стопками и в разговоре избегал смотреть мне в глаза. В его блюдах сквозила агрессия: красные омары, чернила каракатиц, ассорти из грусти и злобы, недоваренные овощи, какие-то немыслимые специи.
И все же я вернулась к нему. Мы снова готовили вдвоем, у нас бывали прекрасные и особенные моменты. Три месяца я работала в безграничном удовольствии готовить вместе, как раньше: его такое знакомое, почти неподвижное от напряжения тело, простые и точные движения рук, пощелкивания языком, его запах. Я смотрела, как он чистит яблоки, зачеркивает свои небрежные записи, с закрытыми глазами взвешивает рыбу на руке – именно в такие моменты я любила Кассио сильнее всего. Я в точности знала пределы его терпения и нетерпения. Я познакомилась с ним еще подростком, и это меня оправдывало. Конечно же, я полюбила его за мастерство. Полюбила за все его способности, одному ему присущие качества – большего и не надо было. «Захер». В конечном счете я любила его за этот торт. Любила за идеальный баланс двух коржей генуэзского бисквита, за шоколадную глазурь, за абрикосовый джем. И до сих пор считаю это не худшим основанием для любви.
В том году мы провели свои лучшие совместные недели на кухне.
И вот одним осенним днем я вдруг поняла, что тоже могу очаровать Кассио своими блюдами: отныне я обладала над ним той же властью, какую он так долго имел надо мной. Я вышла из своей