Высокий титул

— Полегче, парторг, насчет глотки-то!

— Да уж как иначе-то? Разве Отаров мог прийти ко мне заранее, посоветоваться и обо всем рассказать? Ведь придумали бы что-нибудь!.. Нет же! Отаров сперва наломал дров, подвел себя под эти самые разбирательства, иначе — опеку парторгову, а потом винит тех, кто его волей-неволей, а должен разбирать, разговаривать с ним, да еще бояться, как бы не поломать об него зубы!.. Нн-ну де-ла-а-а!

Сбитый с толку таким поворотом разговора, я спросил:

— О чем — рассказать?

— Да хотя бы о том, что Артамонов подвел ребят и Кулика под эту мерзкую драку… Он же правильно раскусил тебя!

— Вы, кажется, обо всем в курсе?

— Немножечко. Где по домыслу, где по фактам, к сожалению…

— В домыслах можно запутаться!.. И потом: к чему выгораживать Басова, коль связаны они с Артамоновым одной веревочкой, как пить дать! Уж кому-кому, а вам это должно быть известно — парторгу Басова!..

— А хотя бы и Басова! — он повысил голос, — Ты что — его за коммуниста не считаешь? Он кто — ровесник нам с тобой?.. Нас, что ли, родина орденами наградила?

— Слышал я все это уж десять раз! Надоело…

Он подавленно помолчал, потом сказал не мне — в пустоту карьера:

— Насчет домыслов, я так скажу: кто-кто, а ты в них запутался окончательно! Э, да что там!.. Не сумею я объяснить всего единым махом — длинная история… Гляди-ка, — он кивнул вниз, туда, где ребята грузили самосвалы, — перестарались, черти!

Самосвал ныл с натугой, кузов у него судорожно дергался, но с места не трогался, потому что, в самом деле, камня на него наложено было сверх всякой меры.

Ребята горланили что-то, прилипнув к заду самосвала, а Прохор орал:

— И-и-и рря-аз! И-и-и рря-аз!

— Сбросьте немного камня! — крикнул я ребятам.

Мне тотчас же отозвался Прохор:

— Камень — не масло, елки в зелени! На нёбо, на нёбушко-то погляди!

Но на верху самосвала уже замаячила Коськина фигура:

— Поберегись! Скидывать буду!

— Ы-их, елки в зелени!

— Вот зануда! — бросил я в Прохоров адрес. — Но работает здорово!

Грозовая туча встала над самым карьером. Дождя еще не было, но все уже говорило о том, что он в пути, где-то между небом и землей. Его ждали все лето, сплошь жаркое и оттого нудное, как какой-нибудь трудный день. Теперь дождь был неотвратим. С неба срывался осатаневший и хлесткий ветер стой гущи воды, что шла к земле.

Самосвалы выбрались из карьера, и Прохор кричал мне:

— С нами, Петрович, аль с начальством двинисси?

— Поехали! — Томышев вскочил на мотоцикл. — Держись крепче! Как бы нас тут не прихватило!

Мотоцикл взял легко — и вот лишь глуховатый треск мотора, по темной степи, крутой бешеный ветер да слезы в глазах от скорости и ветра.

Мы влетели в деревню, когда уж стало совсем темно и вдруг ярко мигнуло и треснуло.

— Ко мне ближе! — крикнул Томышев и резко завернул в проулок.

Едва зашли мы на застекленную веранду, как глухо зашумела крыша, и дождь, желанный и щедрый, адово заплясал по заблестевшей дороге. Но плясал он самую малость. Снова ударил ветер, подкосил под корень серебристые стрелы воды, смешал их, и вот уже серое месиво разудало полетело по улицам и проулкам. Даже на веранде стало темно, как вечером.

— Ну вот, — сказал Томышев, — успели, стало быть!.. Пройдем в избу — там надежней. Правда, я сейчас холостяк — жена на сессии, она заочно литфак кончает… Но чайку мы как-нибудь сами сообразим!..

В чистенькой кухоньке с застекленным буфетом стоял стол, накрытый белой скатертью в той тщательности, в которой чувствовался городской уклад. На столе стояла электроплитка с остывшим чайником. Томышев клацнул выключателем — света не было. Он проводил меня в зальчик, усадил на диван, засуетился:

— Сейчас мы его на керогазе!

Мне было неловко перед ним за недавний жесткий разговор, я запротестовал было против его хлопот, но он уже возился на веранде с керогазом…

В зальчике тоже стоял стол, заваленный книгами — тут царил хаос. Книги лежали беспорядочно, многие раскрытые. На стуле, у изголовья дивана-кровати, ютилась настольная лампа, тоже обложенная книгами. На коврике у дивана — легкие войлочные тапки. А по стенам — книги, книги, книги… Но на стеллажах был порядок, да и весь зальчик, кроме стола, строг и обставлен уютно, со вкусом — ничего лишнего. На каждом подоконнике по плошке с цветком из-под белых, в пол-окна занавесочек. Чистота, не то что у меня дома! Бррр!..

Я взял со стола книжку — это были стихи. Прочел на раскрытой странице: