Высокий, царственный и сварливый

— Я знаю, что тебе всё равно, — повторила я. — Ты даже не слушаешь, что я говорю. Я заснула с ним, Карим, — я похлопала рукой по груди. — Я. Я не спала нормально с тех пор, как мама…Но я заснула с Каем, потому что он…

Глаза Карима сузились, и я медленно сглотнула, безвольно опустив руку.

— Потому что с ним я чувствовала себя в безопасности, — прошептала я. — С ним я чувствую себя в безопасности. И желанной. Я чувствую, как он обо мне заботится, — я покачала головой. — И я не чувствовала этого годами.

Мой взгляд затуманился.

— Ты ненавидишь меня, Карим. Ты с тех пор, как мама рассказала нам об отце, и… — я оборвала свои слова и прикусила нижнюю губу, пока она не перестала дрожать. — Я знаю, тебе было нелегко, я знаю, что всё стало только сложнее, когда ты стал королем, но я была ребёнком. Я была напугана и сбита с толку, и ты был мне нужен. Но вместо того, чтобы увидеть, как я боролась, когда всё, что я знала, оказалось ложью, ты каждый день наказывал меня за то, в чём не было моей вины.

Слёзы катились по моим щекам, но у меня не было сил вытереть их.

— Ты был таким жестоким и озлобленным, и я никогда не винила тебя за это, потому что ты был зол. Но ты причинил мне такую боль. Я стала для тебя никем. Если только это не касалось долга. И я так старалась убедиться, что ты доволен моей работой, потому что надеяться на то, что ты снова будешь заботиться обо мне, бессмысленно. Но ничего из того, что я делаю, никогда не бывает достаточно хорошим для тебя. Ты всё ещё ведешь себя так, словно хочешь, чтобы меня не существовало. Иногда по ночам я задавалась вопросом, было ли…было ли это единственным способом сделать тебя счастливым, — я боролась за дыхание, превозмогая боль, выдавливающую жизнь из моего сердца. — Если бы я просто сбежала и исчезла из твоей жизни. Или если бы я просто полностью перестала существовать.

Я подавилась всхлипом стыда, услышав эти слова. Я никогда раньше не произносила их вслух. Ни Марии, ни Шехрияру, ни его матери, маме Кати. Я сама едва осознавала эти мысли. Но когда Карим сделал свою ненависть такой очевидной, когда он каждый день делал меня такой несчастной и одинокой, иногда такого рода мысли становились неизбежными.

Глаза Карима, возможно, расширились, но новый поток слёз затопил моё зрение прежде, чем я смогла как следует его разглядеть.

— У меня не хватило смелости сделать ни то, ни другое, — прошептала я. — Но иногда я задавалась вопросом об этом, — кто — то издал тихий, дрожащий звук, я не знала, кто. — Я думала, что однажды ты скажешь мне, что с тебя хватит и ты хочешь, чтобы я ушла. Или что ты можешь разоблачить меня перед всем миром. Я постоянно боюсь облажаться, вдруг это станет последней каплей. Но я бы хотела, чтобы всё было не так. Я бы хотела, чтобы мой брат вернулся. Я бы хотела, чтобы в нашем замке я снова чувствовала себя как дома, — с моих губ сорвался смешок. — Но на самом деле он никогда не было моим домом, не так ли?

Я обеими руками вытерла влагу, стекающую по моим щекам, впервые по — настоящему увидев непонимающее выражение лица Карима. Я не знала, почему мне показалось, что у него может измениться выражение лица.

Тишина заполнила комнату, пока я собиралась с мыслями.

— Я никогда раньше ни о чём тебя не просила. Я знаю, ты ничего не хочешь мне дать, и я знаю, что ты, вероятно, возненавидишь меня ещё больше после этого, но пожалуйста. Не заставляй меня держаться подальше от Кая. Это единственное, о чём я когда — либо попрошу, — я прижала руки к груди, сцепив их вместе. — Пожалуйста. Он так много значит для меня. Я…

Я влюбляюсь в него.

Было опасно произносить эти слова вслух. Как будто Карим мог использовать их как оружие против меня.

— Я не могу без него. Пожалуйста. Я умоляю тебя. Мне больше ничего не нужно.

Карим, возможно, вздрогнул, или мне это показалось, но между нами воцарилась тишина. Он не двигался и не говорил, и я тоже, молча умоляя его не быть таким жестоким.

Затем он просто отвернулся, показав мне свою спину, и провел рукой по волосам.

— Шехрияр или Катия должны ждать тебя в коридоре, — в его голосе была хрипотца, которую я не смогла разобрать. — Иди в свою комнату и переоденься.

Я сделала шаг к нему.

— Но…

— Кто — нибудь принесет тебе завтрак, — это были его последние слова.

На этом всё. Разговор был окончен. Он не собирался давать мне ответ, он просто собирался отмахнуться от меня, как всегда. Но на этот раз что — то сломалось внутри меня с болезненным треском.

Надежда.

Последняя моя надежда на то, что брат, который всегда давал мне большую половинку шоколадки, которую он стащил тайком с кухни, всё ещё где — то внутри этого человека.

Его не было. У меня больше не было брата. Может быть, его никогда и не было.

Моё тело обмякло, сломленное и безжизненное. Я сдалась. Мне надоело биться головой о стену безрезультатно. Больше не было смысла пытаться заговорить с этим незнакомцем. Каким — то образом мне удалось добраться до двери.