Высоко над страхом

— Спасибо. — Лида признательно улыбнулась и вдруг, повинуясь какому-то внутреннему порыву, привстала на цыпочки и поцеловала Ивана в щеку. Он дернулся было, чтобы припасть к ее губам, вкус которых не мог забыть уже третий день, но оглянулся на взбудораженную Лизу, тяжело вздохнул и скучным голосом заявил, что сейчас установит елку. Для того чтобы изготовить крестовину, он по дороге заехал в порт. С поставленной задачей ребята там справились в два счета.

Теперь Корсаков ловко и споро справлялся со своей. Через десять минут елка уже подпирала потолок, испуская аромат оттаявшей от мороза хвои. Лида и Лиза только ахали, когда он одну за одной открывал коробки с новогодними игрушками. В шесть рук они нарядили елку, Иван сбегал домой за «пилотом», включил в него сразу шесть купленных им и повешенных на елку гирлянд и щелкнул стенным выключателем.

Комната засияла разноцветными огоньками. Ее дальние углы, отрывающиеся под потолком обои, старая мебель теперь были скрыты полумраком. Центром вселенной была елка — яркая, праздничная, чудесная, заставляющая поверить, что все обязательно будет хорошо. Под мерцающий свет гирлянд они пили чай с пирогами, оказавшимися «по первому разряду». Иван посмотрел на бывшую свекровь Лиды с уважением. Эта женщина знала толк в готовке.

— Вкусно? — улыбаясь, спросила она. — Я вам сейчас еще с вареньем принесу. Будете с вареньем?

— Буду, — сказал немного осоловевший от сытости Иван. — Я все буду. Вы такие вкусные пироги печете, что я душу готов за них заложить.

— Да уж зачем мне ваша душа? — Любовь Николаевна озорно улыбнулась и от этой улыбки волшебным образом помолодела, скинув лет двадцать, не меньше. — Вот от тела вашего, молодой человек, я бы в давно минувшие годы не отказалась, а теперь уж что поделаешь. Только уступить дорогу молодым и остается.

Лида поперхнулась чаем от изумления, уставившись на свекровь во все глаза и бросив тревожный взгляд на Лизу, не слышала ли непредназначенные для детских ушей фривольные бабкины речи. А Иван неожиданно для самого себя смутился чуть не до слез. У него даже уши стали красными.

— Спасибо вам, — фальшивым голосом сказал он, поднимаясь со стула. — И за пироги, и на добром слове, как говорится.

— Вань, ты куда? — всполошилась Лида. — Рано же еще, семи нет.

— Мне еще в одно место съездить нужно, — извиняющимся тоном сказал он. — Лида, ты смотри, если тебе не понравится спать головой к елке, то мой диван в твоем распоряжении, а раскладушку для меня перетащим. Тут же у вас теперь вообще не повернуться.

— Ничего, в тесноте, да не в обиде, — успокоила его Лида и, помолчав, добавила: — А то место, в которое ты собрался, это не опасно?

— Нет, что ты. Мне нужно к вдове Гришки заехать. К Галине. Ты ведь ее помнишь?

— Да. Хочешь поддержать ее после похорон? Молодец, Вань.

— Нет. Она сегодня на меня накинулась, как собака цепная. Закричала, что это из-за меня Гришку убили.

— Ну и что? Человек не в себе был. Похороны мужа, ты ж понимаешь.

— Конечно, понимаю. — Иван досадливо махнул рукой. — Ты не думай, я не обижаюсь. Я понять хочу. Что она такого имела в виду? Если Галя что-то знает, имеющее отношение к Гришкиной смерти, что меня касается, то почему сразу не сказала. Когда мы с тобой у нее были.

— Хочешь, я и сейчас с тобой съезжу?

— Хочу, — признался Иван. — Я тебе честно скажу, что мне даже страшно ей на глаза показываться. Она так кричала утром, будто правда верит, что это я Гришку убил.

— Езжайте, — решительно заявила Любовь Николаевна. — Мы с Лизонькой пока посуду помоем, сырники на завтрак поджарим, книжку почитаем. А вы езжайте. Нерешенные вопросы и несделанные дела не надо оставлять на завтра. Вы, Ванечка, вообще поторопитесь. Все проблемы вы должны разрешить в старом году, чтобы не тащить их с собой в год новый. Вы меня понимаете?

— Да я бы с удовольствием, — уныло сказал Иван. — Кабы это от меня зависело.

Уже в машине, посмотрев на его сосредоточенное в преддверии неприятного разговора лицо, Лида тихонько взяла Ивана за руку. Машину он уверенно вел одной. А вторая так и осталась зажатой в ее маленькой ладошке, нежной, но неожиданно сильной.

Такая не по-женски крепкая рука была у его матери. Иван считал, что это оттого, что мама хирург. Но ведь Лида вовсе не была хирургом. Она педиатр. Или крепость руки зависит не от профессии, а от характера? Стального характера, прячущегося в хрупком и гибком женском теле. При мысли о теле Лиды Иван даже вспотел немного. Больше всего на свете он хотел сейчас никуда не ехать, а запереть Лиду в своей квартире, где не будет никого, кроме нее, его и старого, но широкого и надежного дивана.

— Сперва дело, — твердо сказал предмет его мечтаний с соседнего сиденья, будто послушав его греховные мысли. — Любовь Николаевна права, все неприятности нужно оставить в старом году, а это значит, что у тебя осталось всего несколько дней, чтобы со всем разобраться.

— Не уверен, что смогу.

— Сможешь. — В ее голосе не было ничего, кроме железобетонной уверенности в его силах. — С моими трудностями разобрался и со своими сможешь.