Высокое окно

— Напрасно думаете, что вы все можете. Ничего вы не можете. Просто привыкли иметь дело с людьми, которые вас боятся. С полицией вам не справиться. Эти ребята — профессионалы, а вы всего-навсего избалованный любитель.

Дверь открылась, и вошла служанка с кувшином ледяной воды и стаканом. Поставила их на стол и вышла.

Я налил миссис Мердок воды и вставил стакан ей в руку:

— Пейте маленькими глотками, не все сразу. Может, это и невкусно, зато полезно.

Она сделала пару глотков, потом отпила половину, потом поставила стакан на стол и вытерла губы.

— Подумать только, — проскрежетала она, — что из всех частных сыщиков мне попался именно тот, который позволяет себе поносить меня в моем собственном доме.

— Сейчас это уже не имеет значения. У нас мало времени. Подумайте лучше, что мы скажем полиции.

— На полицию мне наплевать. Но если вы назовете им мое имя, я расценю ваш поступок как грубейшее нарушение нашего договора.

Приходилось все начинать сначала:

— Убийство в корне меняет дело, миссис Мердок. Здесь нельзя врать. Нам придется рассказать им, почему вы меня пригласили и по какому делу. В газетах они наши показания не напечатают. Если, конечно, поверят нам. Разумеется, они не поверят, что вы наняли меня следить за Морнингстаром только потому, что тот позвонил узнать, не продается ли дублон. Возможно, они и не узнают, что вы все равно не могли продать монету, даже если бы захотели, потому что не подумают об этой стороне дела. Но они никогда не поверят, что вы нанимаете частного сыщика только за тем, чтобы собрать сведения о возможном покупателе вашей вещи. В самом деле, зачем?

— Это мое дело, не правда ли?

— Нет. Так от полиции не отвяжешься. Вы должны сделать вид, что с ними откровенны и что вам нечего скрывать. До тех пор, пока они думают, что вы что-то скрываете, они от вас не отстанут. Предложите им разумную, правдоподобную версию и они уйдут довольные. А самая разумная и правдоподобная версия — это правда. Так скажем правду?

— Ни в коем случае. По-вашему, мы должны рассказать им, что я подозревала свою невестку в краже монеты, но ошиблась?

— Почему бы и нет?

— И что монету мне вернули и как вернули?

— Почему бы и нет?

— Но ведь это унизительно.

Я пожал плечами.

— Вы бесчувственное животное! — завопила она. — Гнусный хам! Ненавижу вас. Очень сожалею, что встретилась с вами.

— Взаимно.

Она потянулась толстым пальцем к кнопке и рявкнула в селектор: «Мерл, попросите моего сына сейчас же зайти ко мне. Вы тоже можете прийти».

Отпустила кнопку, сцепила толстые пальцы и тяжело уронила руки на колени. Бесцветные глаза уставились в потолок.

— Монету взял мой сын, мистер Марло, — проговорила она тихим, грустным голосом. — Мой сын. Мой собственный сын.

Я промолчал. Мы сидели и злобно смотрели друг на друга. Через пару минут они вошли, и она буркнула, чтобы они садились.

21

Лесли Мердок был в широких зеленых брюках, волосы влажные, как будто он только что принял душ. Он сидел сгорбившись, смотрел на свои белые туфли из оленьей кожи и крутил кольцо на пальце. Длинного черного мундштука на этот раз не было, и ему явно его не хватало. Даже усики и те как-то поникли — не то, что вчера.

Мерл Дэвис выглядела точно так же, как и накануне. Она, по-видимому, вообще никогда не менялась. Светлые, с медным отливом волосы так же туго затянуты, очки в роговой оправе такие же большие и нелепые, глаза за стеклами с тем же неопределенным выражением. И одета так же: полотняное платье с короткими рукавами, никаких украшений, даже серег.

Я испытал странное чувство, словно со мной происходит то, что уже было.

Миссис Мердок сделала глоток портвейна и спокойно сказала:

— Ладно, сынок. Расскажи мистеру Марло про дублон. Ничего не поделаешь.

Мердок бросил на меня быстрый взгляд и опять опустил глаза. У него подергивался рот. Заговорил монотонным, безразличным, усталым голосом, как человек, который признается в своей вине после мучительной борьбы с совестью:

— Я уже говорил вам вчера, что должен Морни много денег. Двенадцать тысяч. Я говорил неправду, когда потом отрицал это. Действительно должен. Не хотел, чтобы знала мать. Он очень торопил меня с долгом. Я, конечно, понимал, что в конце концов придется ей рассказать, но по малодушию все откладывал. Как-то днем, когда она спала, а Мерл не было дома, я взял монету, воспользовавшись ее ключами. Отдал дублон Морни, и тот согласился взять его в залог, так как я объяснил ему, что он никогда не получит за него двенадцать тысяч, если не будет знать историю монеты и не докажет, что она принадлежит ему по закону.

Он замолчал и взглянул на меня, чтобы узнать, как я реагирую. Миссис Мердок не сводила с меня глаз — точно приклеилась. Маленькая секретарша смотрела на Мердока с приоткрытым ртом и выражением страдания на лице.