Высокое поле

Они сели в кондитерском цехе и царствовали среди оплывающих в тепле пачек маргарина, ведер сахара, открытой банки с повидлом и целого решета подсохших пироговых обломков. Пашке было легче со стариком. Он отвлекался от неприятных мыслей и с непонятной для того благодарностью подсыпал в стариковскую кружку сахар.

В коридоре послышались шаги.

— А! Чаевничаете! — Евсеич стоял на пороге и подвязывал передник.

— Ага… — настороженно и заискивающе улыбнулся Пашка.

— Хорошее дело! А как тесто?

— Опускать пора.

— Молодец! — Евсеич помыл руки, подошел к котлу, но сперва, как всегда, посмотрел, тут ли его нож, воткнутый под крышку стола, потом пощупал двумя пальцами набухшую желто-белую массу теста. Прищурился. — Молодец! Быстро навострился… Да! Не ты ли, Пашка, десятку потерял в раздевалке?

— Не-ет… — он глянул на мастера исподлобья и почувствовал, как деньги жгут ему подошву.

— Значит, кто-нибудь вчера обронил. Ты, Пашка, как все соберутся, объяви сам, что десятка нашлась. Не забыть бы!

Евсеич отщипнул теста и приклеил десятку к стене, прямо напротив отвисшей Пашкиной губы.

— Слышишь?

— Ага…

Дядя Ваня сразу сгорбился и ушел на кухню. Там он загромыхал дверцей плиты, а Пашка, пока Евсеич пил чай, все косился на десятку.

— Подпыли-ка стол, скоро начнем!

Пашка взял пригоршню муки и подпылил то место стола, куда Евсеич должен будет выкинуть ком теста.

— Иди-ка займи место на плите, а то Матвеевна придет — все заставит!

Пашка пошел в мойку, взял большой болмарей для жарки пирожков и хвороста и предупредительно поставил его с краю плиты, чтобы знали повара: тут кондитерский, не занимать!

Дядя Ваня сидел перед печкой на дровах и курил. Пашка посмотрел на него, хотел что-то сказать, но так и ушел в цех.

— Масло заливать в болмарей? — спросил он Евсеича.

— Рановато. Да это сегодня не твоя забота: шеф даст кого-нибудь на жарку. Чего-то сегодня он спит долго, уж должен бы прийти, в такой день…

«Сейчас придет!» — с отчаяньем подумал Пашка о шефе. Он посмотрел на десятку и, набычась, боком вышел из цеха. Постоял за дверью — не окликнет ли Евсеич — и заторопился к раздевалке. Открыл дверь — никого! Радуясь удаче, он скинул ботинок, достал деньги. Замок снять было нетрудно: не закрытый. В один миг он положил деньги на место и закрыл гвоздем замок на шкафу шефа. «Порядок!» — прошептал он и, как из-под воды, вынырнул из раздевалки. Он пробежал мимо цеха на кухню. Старик по-прежнему сидел на дровах.

— Десятку видал? — спросил его Пашка с издевкой.

— Вида-ал…

— Так чего ж баламут пускаешь, что все…

— Пашка! — позвал Евсеич.

— Иду! — а сам смотрел, как кухонный трясет головой.

— Молод ты, брат. Молод еще… — и отодвинулся от жары.

Горячий денек начался. Пашка работал весело, с необыкновенной легкостью, сбросив тянувший его груз, как тяжелые сапоги, и теперь, будто босиком, налегке засаживал стометровку!

В десятом часу пришли сразу четверо лоточниц: штатная, что отделалась в милиции штрафом, две выходные официантки, брошенные на укрепленье уличной торговли, и помощница Матвеевны. Шеф командовал ими, объясняя, где лучше встать, чтобы перехватить покупателя. Он часто заглядывал в кондитерский.

— Не сорвем? — спросил он в самый разгар дня.

— Не волнуйся: Пашка еще поставил котел. Только торгуй!

Шеф подошел и похлопал Пашку по потной костлявой спине. Сегодня он был особенно доволен парнем: тот на кухне, при всех вручил ему десять рублей да еще сказал: «Не теряй!». Теперь у шефа начисто рассеялось то недоверие, которое закралось к нему с первого дня, когда он увидел Пашку.

— Поел бы, Паша!

— Некогда! Не мешай!

Работали без обеда.

К вечеру, когда Пашка выпекал уже последние листы с пирожными, в цех опять ввалился усталый и довольный шеф. Он сообщил, что до плана осталась ерунда, что торговый зал за последние часы воскресной торговли легко перекроет недостающие сотни рублей.

— Значит, победа? — снял Евсеич колпак.

— Победа! — тряхнул шеф головой и блеснул золотом зубов.

— Ну, значит, с тебя приходится!

— Что за разговор! Сейчас принесут на обоих…

— Пашке нельзя… — нахмурился Евсеич.

— Ну да… конечно…

Когда Евсеич с Пашкой уходили домой, в сумрачном дворе их окликнул из двери шеф. Он догнал их и сунул Пашке в карман бумажку.

— Это тебе, Пашка. От меня. До аванса еще неделя, так что на трамвай пригодится.

— Ну, спасибо, шеф, за вниманье к ученику, — сказал степенно Евсеич.

— Спасибо, — буркнул Пашка и почувствовал, как запылали у него уши: он нащупал пальцами крупицу засохшего теста.

9

В доме узнали, что Пашка работает поваром-кондитером, но никто не удивлялся, да и сам он свыкся с мыслью о своей необычной работе, хотя и продолжал говорить себе: это только пока, вот получу паспорт…