Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Однако Н. А. Скрыпник продолжил упорно «искупать» в целом сомнительные «грехи»: «Один маленький вопрос, – резюмирует он, – вопрос как будто маловажный и второстепенный, но я считаю необходимым здесь сказать о нем после того, как т. Балицкий сообщил нам показания одного из этих провокаторов, контрреволюционеров, – это направление их на соборную Украину. Они имели возможность использовать тогда и мое указание, мое высказывание. Я не хочу затушевывать ни в малейшей степени сделанную мною ошибку. Это было не моей линией, я всегда действовал твердо, ударял противника до самого конца и лично думаю, что иной линии не может быть и по отношению к моим ошибкам, и посему я, будучи одним из членов редакции “Большевика Украины”, голосовал и участвовал в обсуждении за помещение той статьи т. Шлихтера по этому вопросу, которая напечатана и только лишь во вчерашнем “Б. У.” помещена, как я и сам приготовил для “Большевика Украины” свою статью с развернутой самокритикой имевшихся у меня ошибок»[599].

О статье А. Г. Шлихтера выше уже шла речь, а вот что касается рукописи статьи Николая Скрыпника, то она не была опубликована и с ней не смогут ознакомиться исследователи. Очевидно, она или попала в ведомство того же «т. Балицкого» и там «затерялась», или же была изъята из редакционного портфеля «Большевика Украины», или в каких-то инстанциях, возможно, в отделах ЦК КП(б)У, бесследно «исчезла».

Однако не может не поражать и не угнетать сознания нечто другое. Николай Алексеевич уже был доведен до состояния, когда не просто признавал вымышленные (или весьма сомнительные) ошибки, но и проявлял полную готовность к их развенчанию, к опровержению – ни больше, ни меньше – самого себя.

Кроме теоретических ошибок Скрыпник безжалостно корил себя за то, что не проявлял должной бдительности в отношении враждебных элементов, которые якобы попали непосредственно в его окружение: «Во многих случаях я разоблачал и бил врага, но было много случаев, когда я этого не делал и упорствовал в отношении отдельных лиц, не признавая, что они враги.

Было одно-два таких лица, в отношении которых я не признавал, что они являются врагами, а потом выявилось, что они на самом деле носили маску, прикрывались и были враждебными силами»[600].

К чести Николая Алексеевича, он еще как-то пытался ограничить масштабность уже неотвратимого удара по своим сторонникам – вел речь только об «одном-двух» лицах. Однако в ГПУ «бухгалтерия» на этот счет была собственная. Поэтому и расчет на обеспечение безопасности сторонников, коллег был призрачным. В который раз «вызывая огонь на себя», безусловно уставший и упавший духом революционер завершил свою речь еще одним панегириком в адрес генсека и довольно скромными, точнее – маловыразительными заверениями в своей полезности делу партии, ее линии. «Я считаю, – подчеркнул Николай Алексеевич, – что из тех указаний, которые сделал т. Сталин на январском пленуме, из того многозначащего широкого и всеохватывающего анализа, который он дал о расстановке сил на пороге двух пятилеток, нам надо сделать для себя все выводы для того, чтобы подковать всю парторганизацию, для того, чтобы проверить все кадры и переставить их соответственно необходимости.

Я свое слово говорю не по личному поводу и не в качестве только личных объяснений, и это имелось, и посему я не буду добавлять то, что я – бывши в прежние годы не на последних местах в борьбе за линию партии и за стоящие перед партией задачи, – и теперь, на теперешнем трудном и сложном этапе, когда мы имеем столь осложненные задачи, постараюсь быть и, думаю, сумею быть не в последних рядах»[601].

Он еще на что-то надеялся. Собственно, усмирив гордыню, униженно просил предоставить ему шанс. Однако выступление П. П. Постышева, который взял слово сразу же после Н. А. Скрыпника, перечеркнуло последнюю надежду. В распоряжении автора был вариант стенограммы на русском языке, который в некоторых деталях, редакционно, а не по сути отличается от документа, которым пользовались в упомянутой выше публикации киевские исследователи Р. Я. Пирог и Ю. И. Шаповал (очевидно, это был вариант перевода в газете «Известия ВУЦИК» от 23 июня 1933 г.).

Начал второй секретарь ЦК КП(б)У с очень симптоматического тезиса «Притупление большевистской бдительности по отношению к классовому врагу – вот наиболее тяжелая по своим последствиям вина партийных организаций Украины. В этом основная, коренная их ошибка.

Отсутствие большевистской бдительности привело к тому, что вредительские, контрреволюционные элементы получили широкое поле деятельности именно на Украине»[602].

Остановившись коротко, буквально в нескольких словах, на фактах вредительства в земельных органах, П. П. Постышев тут же перебросился на ситуацию в духовной сфере. «Не подумайте, – заявил он, – что враг орудовал только в системе наших земельных органов. Вредительские контрреволюционные элементы смогли расставить свои силы и на других участках социалистического строительства и притом нередко на руководящих постах.