Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Параллельно с «делом Скрыпника» (официально такого не заводили, а на самом деле для руководства ВКП(б) и КП(б)У оно существовало, и ему придавалось исключительно важное значение) Государственное политическое управление республики «раскручивало» «дело “Украинской войсковой (военной) организации”». По утверждению главы ГПУ В. А. Балицкого, УВО «возглавляла повстанческую, шпионскую и диверсионную работу, а также организацию саботажа в сельском хозяйстве». Круг ее «участников», среди которых оказались прежде всего работники системы образования, а впоследствии и представители творческой и научной интеллигенции, увеличивался в течение нескольких лет. Были обвинены и близкие к Н. А. Скрыпнику лица, такие как помощник бывшего наркома образования, заведующий кафедрой философии Харьковского института профобразования профессор А. И. Бадан-Яворенко и помощник ученого секретаря Наркомпроса УССР Н. В. Эрстенюк[593].

Вот эти материалы ГПУ и стали в руках П. П. Постышева последними убедительными «аргументами», с которыми он начал на Пленуме ЦК КП(б)У 8-11 июня 1933 г. решающую фазу борьбы против Н. А. Скрыпника.

Последний должен был оправдываться. Делал это неуверенно, неловко, несобранно. В подобной ситуации, собственно, оказался впервые за довольно долгую политическую жизнь: так уж сложилась судьба, что идейные атаки, как правило, осуществлял он сам, он же находился среди авангардных сил политических кампаний, привык выходить из них победителем (или принадлежать к лагерю всегда правых, «непогрешимых»). Поэтому такой беспомощной и несоответствующей скрыпниковскому стилю и характеру выглядит его речь на июньском пленуме ЦК КП(б)У при обсуждении доклада И. С. Степанского «Об организации сдачи хлеба государству в 1933 г.».

С первых же слов заслуженный партийный деятель бросился «курить фемиам» «вождю народов»: «На январском пленуме ЦК ВКП(б) тов. Сталин дал развернутый анализ положения в нашей стране, выяснил основную линию, по которой шла классовая борьба, линию, по которой мы ошибались. Это новые стратегические замыслы и расстановка сил классово-враждебных пролетарской диктатуре, новые методы классовой борьбы, которые они применяли при переходе нашей страны и нашей партии к сплошной коллективизации и ликвидации на этой основе кулака как класса. Анализ тов. Сталина осветил положение на нашем хозяйственном фронте. Только исходя из этого всеобъемлющего и глубокозначительного анализа мы можем дальше разворачивать все необходимые меры, чтобы преодолеть врага и выполнить задачи, стоящие перед нами на фронте сева, уборки, хлебозаготовок, на фронте укрепления колхозов»[594].

Однако по тогдашним меркам этого было еще недостаточно, и Скрыпник продолжил: «Но, товарищи, анализ тов. Сталина был значительно обширней, более значительным, чем только в вопросе сельского хозяйства, чем только в вопросе о положении в колхозах, о маневрах классовых сил в колхозах и совхозах. Этот анализ нашего вождя имел общие указания, он оценивал и выяснял общую расстановку сил в нашей стране и делал указания, по какой линии и какими методами идут эти стратегические замыслы, какие стратегические замыслы поставила себе буржуазия различных типов и цветов против пролетарской диктатуры в теперешний момент – после перехода на сплошную коллективизацию и при ликвидации кулака как класса на этой базе, на пороге второй пятилетки. И необходимо указать, что эта стратегия кулацких сил действительно была достаточно широка, охватывала все и всякие отрасли нашей общественной, хозяйственной и государственной жизни»[595].

Подкрепив такие сентенции ссылками на дела, которые вели в то время против различных враждебных сил охранные органы, Николай Алексеевич прибег к такому, казалось бы, несколько неожиданному повороту: «…Товарищи, было бы ошибочно думать, что эта стратегическая линия кулацких, враждебных нам сил, националистических, иноклассовых сил проявлялась только по хозяйственной линии. Эта работа проводилась по всем направлениям. И необходимо указать, что имеем поразительное сходство в тактике кулацких, контрреволюционных, националистических сил в колхозах, МТС и органах Наркомзема и, например, на культурном фронте, вплоть до Всеукр[аинской] академии наук. Одинаковый метод, одинаковая линия была у врагов как там, так и тут – во всех областях, начиная от вопросов об уходе за конем и кончая вопросами идеологии, истории или вопросами терминологии и другими вопросами

филологического фронта. И необходимо указать, что точно так же, как и в области сельского хозяйства, этот маневр, эта стратегическая линия кулака нами не была выявлена, как она не была выявлена и на культурном фронте»[596].