Далее – повторение уже известных мотивов о полной потере бдительности по отношению к двурушникам, агентам различных контрразведок (здесь только эпитеты свои собственные, отличные, иногда более «сочные» и, наконец, предложения, составленные из тех же слов (несколько изменен только их порядок), что и в «Правде», о причинах самоубийства.
Заканчивался материал обещанием большевиков Украины выполнять определенную партией «программу действий». «Осудив этот недопустимый для коммуниста поступок, большевики и миллионные массы рабочих, колхозников, советской интеллигенции, объединяясь вокруг ленинского ЦК, будут продолжать непримиримую борьбу против агентов петлюровщины и белогвардейщины с партбилетами в кармане, беспощадно будут уничтожать остатки классового врага, упорно и непоколебимо строить социализм»[636].
Как видно, в КП(б)У никто больше не собирался бороться против «главной опасности в национальном вопросе» – великодержавного шовинизма, а все силы обещал отдавать на борьбу с национализмом собственным, украинским. Потому что уже все смекнули, понимали все с полуслова. А таких неуступчивых, как Николай Скрыпник, больше не было. В тот день его гроб засыпали толстым слоем земли…
Однако, оказывается, последнее обстоятельство совершенно не могло служить «серьезной» причиной для отмены «плана мероприятий» по «развенчанию» Николая Алексеевича, «разоблачению» его ошибок. И как ни страшно написать такие слова, однако все более настойчиво сознание бередит мысль: незаурядная личность и выдающийся политический деятель совершил единственно верный поступок. Ведь его ждали несравненно большие страдания, чем те, которые он перенес в последние дни жизни (уже и те испытания мало кому были под силу). Хорошая осведомленность и безошибочная интуиция обусловили роковой шаг, который хочется не просто оправдать, а, болея за своего героя, зная, что его ждало впереди, даже вздохнуть с определенным облегчением.
И действительно, волей «политических режиссеров» кампания выводилась на новую, более высокую «орбиту».
9 июля 1933 г., на второй день после похорон видного государственного деятеля, состоялось собрание актива Харьковской областной партийной организации, на котором с докладом «О националистическом уклоне в рядах украинской партийной организации и о задачах борьбы с ним» выступил секретарь ЦК КП(б)У по идеологической работе Н. Н. Попов. Известно, сначала сборы планировались на тот день, когда оборвалась жизнь Н. Скрыпника. И ему, живому, предназначалось бы выслушать заготовленные обвинения.
Идя проторенным путем, докладчик, прежде всего, связал проблемы в хозяйственной сфере, провалы в сельском хозяйстве с ошибками на идеологическом фронте.
Историк по специальности, Попов обратился к широким экскурсам в прошлое, и начиная с 1917 г. проследил эволюцию взглядов, поступков лидеров украинского национально-освободительного движения, квалифицировал их поведение как «маневрирование украинской буржуазно-националистической контрреволюции, которой нельзя ни в чем большевикам верить». Однако недостаточная бдительность позволила контрреволюционерам (среди них и А. Я. Шумский) захватить прочные позиции; «за последние два с половиной года дело украинизации выпало из партийных рук и попало в руки враждебных элементов».
В отличие от других «критиков», Н. Н. Попов «собирает буклет» из ошибок Н. А. Скрыпника в хронологической последовательности: выступление на XII съезде РКП(б) в 1923 г. «против двойной бухгалтерии в национальном вопросе»; нарушение диалектики взаимосвязи социального и национального аспектов в пользу последнего в полемике против А. Я. Шумского в 1926 г.; в последние годы Скрыпник «выдвинул в Институте марксизма по кафедре национального вопроса “теорию” о принудительной украинизации детей, которые говорят на смешанном наречии, о новой фазе ленинизма и потребности реализовать учение Ленина и Сталина в национальном вопросе»[637].
При этом новый секретарь ЦК КП(б)У обратился к цитированию покаянных слов Николая Алексеевича, будто бы написанных им на имя Политбюро ЦК КП(б)У накануне самоубийства. Выходило, что, признав отход от марксистской методологии, допустив извращение и искажение ленинского наследия, Николай Алексеевич сам настаивал на критике своих ошибок как залоге осуществления партийного курса, в частности в идеологической, культурной областях, возврате самого себя на большевистский путь[638].
Этим, считает Н. Н. Попов, Скрыпник «признал свои грубые ошибки националистического характера, но преодолеть их оказался не способен и пошел на преступный акт самоубийства»[639].