Высота

Глаза капитана следили за приборами. Стрелка высотомера приближалась к десяти тысячам. Он летел со скоростью тысяча пятьсот километров в час. Встречного ветра не было. Скорость подъема убывала согласно расчетам. Пока все шло так, как он и предполагал. Достигнув высоты десяти тысяч, он включил форсаж. На табло приборной доски загорелись красные прямоугольники. Стрелка указателя скорости приближалась к отметке «М».

Рука, державшая ручку управления самолетом, почувствовала толчки, которые последовали один за другим, словно два тупых удара. Стрелки высотомера, указателя скорости и вариометра подскочили к максимальным отметкам и сразу возвратились на место. Он летел со сверхзвуковой скоростью, и она продолжала расти. Стрелка индикатора двигалась от одного деления к другому. М-1,11; М-1,12… Высота — пятнадцать тысяч метров.

«Все идет нормально», — подумал летчик, когда высота достигла шестнадцати тысяч метров. В это время он уже возвращался от второй точки поворота к аэродрому. Именно эта фаза была самой важной. Матоуш перевел самолет на плавное снижение. Индикатор скорости снова пополз: М-1,25; М-1,30; М-1,35.

«Достаточно», — решил он и задержал дыхание, стараясь поточнее установить руль высоты. Но интенсивность подъема от этого не увеличилась. Его взгляд не отрывался от приборов. «Миг» покорял высоту, но скорость стала быстро падать. Вот уже большая стрелка указателя скорости приблизилась к отметке «400». Машина достигла предела своих маневренных возможностей и эффективности руля высоты. Если скорость еще более снизится, то самолет начнет падать. Матоуш быстро взглянул на высотомер. Его ждало разочарование: высота — семнадцать тысяч триста метров.

Первая попытка не удалась! Пришлось идти на снижение. Приближаясь к аэродрому, он пытался разобраться, почему не удалось подняться выше. Причина тут могла быть только одна: слишком большой угол стабилизатора и потеря скорости на подъеме. Он чувствовал, что потенциально машина способна на большее, надо только взять меньший угол кабрирования.

Самолет приземлился, к нему подъехал газик.

— Тебя ждет Старик! — сказал Слезак, открывая дверцу.

— У меня две попытки! — с обидой выкрикнул Матоуш.

— Знаю. Он просто хочет с тобой поговорить, пока машину будут заправлять, напомнить тебе о топливе. При остатке шестьсот литров надо немедленно идти на посадку.

— Лишние разговоры, Радек. Если это не приказ, тогда передай, что я прошу извинения. Лучше останусь здесь.

— Он хотел предложить тебе перенести вторую попытку на другой день.

— Нет, — отрезал Матоуш. — Я думаю, что во второй раз у меня получится. Дам угол поменьше, примерно десять градусов. Попытаюсь еще раз.

— Ну, желаю удачи, но гляди в оба, Йозеф! — бодро крикнул Слезак.

Матоуш смотрел, как сноровисто работает технический персонал подъехавшего заправщика. Взглянул на небо — оно по-прежнему было чистым и напоминало развернутый лоскут светло-голубой ткани. Правда, ветер немного усилился. Но это ему не могло помешать.

Он походил немного по почерневшей от мороза траве. Затем вернулся к самолету и выслушал доклад техника. Забрался в кабину, уселся в катапультном сиденье. Один из техников затянул ремни. Другой запустил двигатели. Матоуш кивнул ими закрыл фонарь кабины. Техники оттащили в сторону стремянки.

— Третий, я — Триста двадцать седьмой, прошу разрешения на старт.

— Я — Третий, старт разрешаю, — ответил Хмелик.

Снова под Матоушем понеслась взлетная полоса. Скорость нарастала. Когда она достигла ста восьмидесяти километров в час, Матоуш плавно потянул ручку на себя и оторвал машину от земли.

Йозеф понимал, что это его последняя попытка. Если она не удастся, то следующий экспериментальный полет придется отложить на более поздний срок. Приближается конец года, и на такие дела уже не останется времени. А если его назначат командиром эскадрильи, то появятся другие заботы. И потом, неизвестно еще, как отнесется к его затее подполковник Кучера. Недавно он уже спросил: «У вас что, нет других забот в такое время, капитан?»

Именно поэтому эта вторая, и последняя, попытка имела для Матоуша такое большое значение. Он вложил в нее весь свой накопленный опыт и энергию. Матоуш тяжело переносил каждый удар судьбы, но никогда не терял мужества. Стоило ему только подняться в воздух, как он чувствовал себя самым счастливым человеком. У него была сильная воля, и даже в самых тяжелых ситуациях он сохранял твердость духа. Он лишился домашнего уюта, нежной привязанности собственного ребенка. И сейчас ему очень хотелось одержать победу.

Приближаясь ко второй точке поворота, Матоуш вдруг вспомнил о статье в американском журнале. Он понимал, что статья написана в хвастливом тоне, но тогда он воспринял ее как вызов. Надо было дать ответ. Где-то глубоко в его сознании прозвучало предостережение, чтобы в предстоящие несколько секунд он больше полагался на разум, чем на эмоции. Но сделать с собой он уже ничего не мог. Теперь или никогда!