Высота одиночества

Это было очень странно и страшно. Словно метель, что ночью скручивала снежинки в маленькие вихри, по ошибке подхватила вместе с ними и ее, а потом, опомнившись, отшвырнула в сторону, но здорово промахнулась. Она оказалась в собственном прошлом — немного повзрослевшая, потерянная и совершенно запутавшаяся в хитросплетении жизненных тропинок. Скажи ей кто-нибудь еще неделю назад, что Новый год она будет встречать в квартире Бердникова, она бы истерично расхохоталась тому в лицо. Но теперь, укутанная в теплый флисовый плед, обутая в собственные тапочки с мордочками котят и черными ушками, она бродила по пустой квартире в ожидании разрушительной волны ненависти. Последний раз в этой квартире она была почти четыре года назад. Тогда она буквально плевалась ядом, наслаждаясь неприкрытой болью во взгляде матери и наполненными чувством вины глазами отца. А теперь? Теперь в ней не осталось ничего, кроме разочарования и пустоты.

Рината прошла в комнату и с ногами забралась на постель. Глупо отрицать очевидное — она дочь своих родителей. И сколько ни беги, все равно вернешься в исходную точку. Замкнутый круг. Она так хотела самостоятельности, хотела, чтобы её оставили в покое, не донимали нравоучениями. А что в итоге? Добившись своего, она выбрала путь, которым столько лет шел Бердников. Путь в никуда. Как она может его ненавидеть, если и сама недалеко ушла от него?.. Рина прижалась щекой к подушке и, свернувшись калачиком, с головой накрылась пледом. Она чувствовала себя куклой — красивой безвольной игрушкой с гнущимися в ногах коленками, пластмассовой грудью и нарисованными на абсолютно симметричном лице глазами. Когда-то в детстве Владимир подарил ей именно такую на один из фальшивых дней рождений в пахнущем спелыми фруктами августе. Правда волосы у той куклы были светлые, похожие на переливающиеся в солнечных лучах колосья пшеницы. Какое-то время она была ее любимицей, а потом у красавицы отвалилась голова, и Владимир купил новую. С огненно-рыжими волосами и зелеными, как у русалки, глазами. Вот только грудь у куклы была все такая же пластмассовая, и точно так же в коленях сгибались резиновые ноги. Рината протяжно выдохнула и съежилась. Хотелось пролежать так долго-долго, скрытой от посторонних глаз, забытой и никчемной. Может быть, она и сама превратилась в точно такую же куклу — красивую игрушку с пластмассовой грудью, в которой не слышен стук сердца? Она так долго стремилась сбежать от этого, найти собственный путь и отвоевать право быть собой, но чем дольше она лежала, тем меньше ей хотелось бороться. Кукла… Ей было больно и противно от самой себя, но другого выхода она не видела.

В коридоре послышался звук открывающейся двери, а за ним шуршание пакетов. Раздались гулкие шаги. Подниматься Ринате не хотелось, но у нее вдруг возникло жуткое ощущение того, что если сейчас она не пересилит себя и не вылезет из-под пледа, то и правда навсегда останется ничем. Неведомая сила удерживала ее, укутывала тяжестью мыслей, и все же она заставила себя встать. Один тапочек перевернулся, и она поддела его ногой. Взгляд ее остановился на розовом пятнышке носика кошачьей мордочки, и что-то живое обожгло там, внутри груди. Нет, она не кукла. У нее есть чувства. И душа. И сердце. Несмотря ни на что, оно все-таки у нее есть. Скрутив волосы жгутом, Рина перекинула их за спину. Без прошлого не может быть настоящего, а без настоящего — будущего. А раз так…

Бердников был на кухне и раскладывал продукты, купленные к новогоднему столу. Рината молча уселась позади него на табурет. Подтянула сползающий с плеч плед и вздохнула. Отложив на стол кусок сыра, который держал в руках, Владимир повернулся к дочери.

— Если хочешь, я могу отвезти тебя к Крылову.

— Я не живу у него, — покачала она головой.

— Тогда к матери?..

Отведя взгляд в сторону, Рина снова помотала головой, отклоняя его предложение. Не хотелось признаваться, но ничего большего, чем было у нее сейчас, она не заслужила. Такой вот Новый год в квартире, забитой ненужными воспоминаниями, рядом с человеком, который, казалось, видел ее насквозь. Он не задавал вопросов, потому что и без них прекрасно понимал, что случилось. Во взгляде его не было укора, он не пытался судить ее. Он просто отвез её к себе, открыл перед ней дверь комнаты, в которой она когда-то бывала так часто, что даже стала считать своей, и на некоторое время оставил ее одну.

— Мне через два дня нужно туда еще раз съездить, — выдавила она, сжав пальцами мягкую ткань пледа.

— Я отвезу тебя. — Рината посмотрела на него, и он, присев рядом на корточки, отцепил её холодные пальчики от пледа и сжал их в своих ладонях. — Ты только скажи мне, что уверена в том, что делаешь. Если есть возможность…

— Нет никакой возможности! — излишне эмоционально воскликнула Рина. — Я не готова… Мне не нужно… Я не хочу сейчас, Владимир Николаевич!

В глазах её был испуг, граничащий с паникой. Она попыталась вырвать руки, но Владимир лишь крепче сжал их, не давая ей уйти в себя, спрятаться, скрыться в ее маленькой, надежной раковинке.