Высоцкий

Лихие пролетарии,
Закушав водку килечкой,
Спешат в свои подполия
                    Налаживать борьбу, —
А я лежу в гербарии,
К доске пришпилен шпилечкой,
И пальцами до боли я
                    По дереву скребу.

Символические насекомые у Достоевского нередки. Выше был процитирован сон Раскольникова, где упоминаются вселившиеся в людей «трихины», то есть мелкие круглые черви. А в романе «Бесы» в стихах графомана капитана Лебядкина подспудно выстраивается гротескный мир всеобщего взаимоуничтожения:

Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом попал в стакан,
Полный мухоедства.

А вот как преломилось — осознанно или неосознанно — это «мухоедство» у Высоцкого:

Корячусь я на гвоздике,
Но не меняю позы.
Кругом — жуки-навозники
И мелкие стрекозы,
По детству мне знакомые —
Ловил я их, копал,
Давил, — но в насекомые
Я сам теперь попал.

Мы уже говорили выше, что слово «гербарий» Высоцким употреблено своевольно: он так назвал не коллекцию сушеных трав, а коллекцию насекомых. Примем это как факт индивидуального языка, как способ обозначения общества, где несвободное большинство полностью контролируется беспощадным властвующим меньшинством. В «Бесах» такую систему проектировал Шигалёв (отсюда понятие «шигалёвщина»), в «Братьях Карамазовых» ее идеологом выступает «Великий инквизитор».

А итог и вершина антиутопического мышления Высоцкого — песня «Райские яблоки» (1977). Здесь идея рая отвергается и снижается самым беспощадным образом:

Прискакали — гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап — тысяч пять — на коленях сидел.

Рай оборачивается лагерем — и вместе с тем пустым мертвым местом, где человека ждет еще одна смерть, окончательная гибель без надежды на воскресение.

Бегство героя от райских врат — это своего рода иван-карамазовский «возврат билета». Только итог лирического сюжета — не отчаяние, а просветление. Он не одинок, его спасет встреча с любимой, которая его «и из рая ждала».

Человек в этом беспощадном мире, где рай оборачивается адом, не обречен, если он связан с другими людьми. Достоевский спорит с попавшим в духовный тупик Иваном Карамазовым, противопоставляя ему брата Алешу, идущего к людям. В одиночку истина не постигается. Для Высоцкого индивидуализм — тоже тупик. «Все — мы уходим к свету и ветру, — / Прямо сквозь тьму, / Где одному / Выхода нет!» («Нить Ариадны»).

Выстоять поможет только самая глубокая и беспощадная правда, вбирающая в себя все сознания людей, живущих в этом мире.

В девятнадцатом веке такую правду дал всемирному читателю Достоевский. Век двадцатый подтвердил его трагические пророчества — и вместе с тем Достоевский, как никто, воодушевляет нас вечной верой и надеждой на будущее.

Работу титана-классика по-своему продолжили такие гиганты прозы, как Булгаков, Набоков, Платонов, такие корифеи стиха, как Блок, Хлебников, Мандельштам, Цветаева.

В этот ряд встал и Владимир Высоцкий, взваливший на себя колоссальную тяжесть бытия и прорвавшийся к свету.

Жить!

После генеральной репетиции «Преступления и наказания» прямо в костюме Свидригайлова наведался Высоцкий десятого февраля 1979 года к физикам в Дубну. Два дня там провел. И город и публика ему хорошо знакомы, атмосфера дружественная. С этими людьми хочется поделиться не только радостями, но и горестями своими. А незадолго до того сообщили Высоцкому жуткую гадость.

Когда сказали, что Хазанов где-то исполняет пародию на Высоцкого, это насторожило, но не слишком. Пародии и шаржи на известных людей — дело обычное. Так сказать, налог на популярность. Но оказалось, что это целая пьеса на тему «Золотого ключика», где персонажи говорят голосами знаменитостей, а голосом Высоцкого вещает черепаха Тортилла. Сочинил это Аркадий Хайт, и это даже опубликовано в какой-то брошюрке для художественной самодеятельности. Доставили Высоцкому эту брошюрку. От его имени идет вот такой, с позволения сказать, текст:

Я в болоте живу,
Ем сплошную траву.
Я под панцирем прячусь от страха.
Вот уже триста лет
Счастья в жизни мне нет!
Я — озлобленная черепаха!
Ненавижу людей,
Люди — хуже зверей…

Что это? Какое отношение это имеет к Высоцкому? Дальше, впрочем, идет неуклюжая попытка передразнивания: