Высоцкий

За упокой Высоцкого Владимира
коленопреклоненная Москва,
разгладивши битловки, заводила
его потусторонние слова.

Владимир умер в два часа.
И бездыханно
стояли полные глаза,
как два стакана.

А над губой росли усы
пустой утехой,
резинкой врезались трусы,
разит аптекой.

Спи, шансонье Всея Руси,
отпетый.
Ушел твой ангел в небеси
обедать.

Володька,
если горлом кровь,
Володька,
когда от умных докторов
воротит,
а баба, русый журавель,
в отлете,
орет за тридевять земель:
«Володя!»

Ты шел закатною Москвой,
как богомаз мастеровой,
чуть выпив,
шел, популярней, чем Пеле,
с беспечной челкой на челе,
носил гитару на плече,
как пару нимбов.

(Один для матери — большой,
золотенький,
под ним для мальчика — меньшой…)
Володя!..
За этот голос с хрипотцой
дрожь сводит,
отравленная хлебсоль
мелодий,
купил в валютке шарф цветной,
да не походишь.
Спи, русской песни крепостной, —
свободен.

О златоустом блатаре
рыдай, Россия!
Какое время на дворе —
таков мессия.

Сделаем паузу в этом месте. Именно эти четыре строки были сокращены в журнальной публикации, а потом и в сборнике Вознесенского «Взгляд» (1972). Слишком смелыми показались редакторам или цензорам. А потом, уже в условиях свободы слова, они, как ни странно, стали кое-кому казаться недостаточно почтительными по отношению к Высоцкому. Давайте разберемся. «Златоустый блатарь» — поэтический оксюморон, сочетание противоречащих друг другу понятий. Конечно, преднамеренное. И ироничное — не по отношению к Высоцкому, а по отношению к тем, кто его осуждал за «блатную», приземленную тематику и лексику. А главное здесь слово — «златоустый». Нет более лестного эпитета для поэта. Вспомним слова Цветаевой об Ахматовой: «златоустая Анна всея Руси» и попутно обратим внимание на то, что Высоцкий у Вознесенского — «шансонье Всея Руси». А в следующих двух строках — мысль о том, что время накладывает отпечаток на тематику и стилистику поэта, что в наши дни «мессия» должен нести истину, облеченную в доступные народу слова. Так что оценка здесь весьма высокая. Из всех поэтических современников Высоцкого именно Вознесенский в наибольшей степени принял его эстетически. А далее идет сюжетно претворенное сравнение поэта с Христом. И небрежно-разговорная лексика делает это сравнение эмоционально убедительным.

А в Склифосовке филиал
Евангелья.
И Воскрешающий сказал:
«Закрыть едальники!»
Твоею песенкой ревя
под маскою,
врачи произвели реа —
нимацию.

Вернулась снова жизнь в тебя.
И ты, отудобев,
нам говоришь: «Вы все — туда,
а я — оттуда!..»

Гремите, оркестры!
Козыри — крести.
Высоцкий воскресе.
Воистину воскресе.

«Высоцкий воскресе» — эти слова по-новому зазвучали и в 1980 году, когда страна прощалась с поэтом, и во второй половине восьмидесятых годов, когда его творчество преодолело цензурные барьеры. Да и теперь, почти полвека спустя после написания этих строк, когда и сам Вознесенский ушел из жизни, «Реквием оптимистический» нисколько не устарел.