Высоцкий: вне времени и пространства

Незадолго до смерти Евтушенко еще раз вспомнил Высоцкого, но на этот раз — снова ограничился воспоминаниями о себе любимом: как он водил Марину Влади по Москве, да как учил ее читать русские вывески, как переправлял за границу рукописи опальных поэтов, как Высоцкий послал ему снимок со станции Зима…[31] И, в общем, как это и было свойственно Евгению Александровичу, все это были воспоминания не о Высоцком. А о Евтушенко.

Мы можем сколь угодно долго думать о зависти или о трусости — но когда Роберт Рождественский пробил-таки издание книги «Нерв», то ни в одном интервью он не посмел сказать о том, что вот, мол, делает это в память «друга Володи». Напротив, он всячески открещивался от дружбы, говоря, что не вправе причислять себя к друзьям Высоцкого, что всего лишь считает своим долгом сделать так, чтобы стихи наконец-то увидели свет — и общественность поняла, какое невероятное значение имеет для русской литературы творчество Высоцкого-поэта.

И Андрей Вознесенский, тоже не педалировавший свою дружбу с ним или покровительство Высоцкому, — сумел и опубликовать воспоминания о нем, и так же ратовал за прижизненные публикации. Но возможностей у Вознесенского было несколько меньше, чем у Евтушенко, и эти старания при жизни Высоцкого успеха не возымели. Но Высоцкий ценил Вознесенского — и написанная для спектакля «Антимиры» «Песня акына» на стихи Вознесенского была заснята болгарским телевидением, и когда Вознесенский увидел эту запись, то был чрезвычайно растроган. Да и Высоцкий на этой записи чрезвычайно скромен и говорит: «Это не песня. Это стихи Вознесенского, которые ритмизованы под гитару…»[32].

Присутствовала в жизни Высоцкого и тесная дружба с Василием Шукшиным, которая тянулась еще со времен компании на Большом Каретном, в которую входили Левон Кочарян, Артур Макаров, Валентин Никулин, Андрей Тарковский, Василий Аксенов — и Шукшин, которого Высоцкий с великой нежностью называл просто Васей и памяти которого посвятил одну из самых страстных своих песен: «Еще ни холодов, ни льдин…». И Шукшин относился к Высоцкому с такой же нежностью — и уважением к творчеству. Со свойственным ему остроумием Шукшин даже заметил однажды: «Магнитофон изобрели специально для Высоцкого».

Особая история — это взаимоотношения Высоцкого и Бродского. Ни с чем не сравнить то огромное уважение, которое Высоцкий питал к двум авторам-эмигрантам — Бродскому и Солженицыну, чей литературный талант и масштаб личности он признавал, выделял и восхищался. Надо сказать, что и Бродский понимал, с кем имеет дело, — и всячески Высоцкого хвалил, что доставляло последнему огромное удовольствие. Бродский встречался с Высоцким в Нью-Йорке: нам сохранилась чрезвычайно экспрессивная фотография их разговора, на которой Бродский что-то весьма эмоционально объясняет внимательно слушающему его Высоцкому. Оба поэта гуляли по городу, развлекались и отдыхали вместе. Но и, конечно, говорили о творчестве.

Вспоминает Игорь Шевцов: «Об Иосифе Бродском говорил с уважением и нежностью — да, с нежностью, это точно:

— Гениально!

И похвастался:

— Он мне книжку подарил…

Покопался и достал маленькую книжку стихов Бродского — авторское издание, кажется, лондонское, с автографом…»[33].

Отдельно надо сказать о Белле Ахмадулиной. Верная подруга, масштаб таланта которой Высоцкий не просто признавал — а тоже преклонялся перед ним, всегда была готова прийти на помощь. Так, например, благодаря ей на прилавки попала запись дискоспектакля «Алиса в стране чудес», к которому Высоцкий написал песни (и сам исполнил две роли — Попугая и Орленка Эда). С выходом пластинки произошла беда: на заседании коллегии Министерства культуры всесильная Наталья Сац, основательница Детского музыкального театра, обвинила Всесоюзную студию грамзаписи в том, что она «развращает детей чудовищными песнями Высоцкого». И узнав об этом, ответственный редактор студии Евгения Лозинская набралась смелости и позвонила Высоцкому напрямую. Тот все выслушал, попросил ждать звонка.