Высшая мера

— Каким бы ни было тяжелым детство, а вспоминается всегда хорошо и живет в сердце и памяти до самой смерти. — Табаков улыбнулся, улыбнулся немножечко странно, как давно прошедшему горю, одними уголками губ. И одна прямая рыжеватая бровь ступенькой встала над другой прямой. И пороховые крапинки на лице стали напоминать в полумраке кабины обыкновенные мальчишеские веснушки. — Впечатления? Воскобойников, ох этот мне Воскобойников!.. В общем, мы хотя и долго пробивались к Каменскому, но зато, кажется, безрезультатно. А?

— Ну не скажи, командир! — отозвался Борисов. — Ведь и цель такая была: сначала создать трудности, чтобы потом успешно их преодолеть.

— Афоризм?

— Не скажи. Полк преодолел трудности. Воины полностью выявили свои моральные и деловые качества.

— Особенно если вспомнить стрельбу Воскобойникова, да?

— Не будь я комиссаром, тоже бы, наверно, стал стрелять, всеми калибрами. Слишком нагло ведут себя.

— Тебя если послушать, то все у нас было очень даже хорошо, отлично. Как в песенке Утесова: «Все хорошо, прекрасная маркиза!..»

— Совершенно верно. Танкисты увидели, что сложные переходы в район сосредоточения — дело ответственное, что воро́н ртом не следует ловить, что противник может оказаться и сверху, и сбоку, и спереди, и сзади. Коли ты воин, держи ушки топориком.

— А промахов все-таки было много, — изрек наконец и начальник штаба. — Не ожидали всамделишной авиаразведки. Ночью шли с открытым светом фар. Переговоры по радио были закодированы так, что только дурак не догадается о движении танковой части. — Помолчал, помурлыкал: — «Соловей-соловей, пташечка, канареечка…» Одним словом, подумать нам есть над чем, дорогие товарищи.

— Задним умом сильны. Ничего, для начала неплохо, можно считать. В следующий раз пойдем без света фар. Водительский состав малоопытный, чтобы сразу вслепую ходить… Ну а радиопереговоры наши при наших радиосредствах не слышны далее шума танковых моторов… Если б не шалая выходка Воскобойникова, то и впрямь я согласился бы с тобой, Иван Иванович, что поход был сносным, бойцы не терялись ни перед речками, ни перед болотами. Дома подробно разберем и недостатки, и достигнутое… Если б не этот Воскобойников! — опять посокрушался Табаков.

Ему не хотелось наказывать командира танка, парень нравился непосредственностью и находчивостью, угадывался в нем отчаянно неустрашимый солдат, который в любой боевой ситуации не растеряется. Табаков встречал таких ребят и в Испании, и на Халхин-Голе, они всегда первыми напрашивались на самые рискованные операции. И на таких всегда можно положиться — не подведут. Зато и с дисциплиной у них, как правило, взаимоотношения натянутые, любви меж ними не наблюдалось, нет.

Впрочем, Табаков узнавал в Воскобойникове себя. Это сейчас, «повзрослев», стал Табаков сдержаннее, вдумчивее, осмотрительнее, ибо опробован за малый срок и огнем, и железом. Лихим был. И никто другой, а сам нынешний командующий военным округом Павлов представлял его, Табакова, и к первому, и ко второму ордену Красного Знамени. Первый раз за бои в Испании, второй — за бои с самураями на Халхин-Голе. И никто другой, а, пожалуй, сам Павлов взыщет с Табакова за промахи нынешнего похода. Ведь не может же быть, чтобы ему не доложили о стрельбе по немецкому самолету. Стрелять запрещалось в самой категорической форме. И хорошо, что Воскобойников в спешке и ярости не попал в проклятого разведчика, иначе бы вообще…

Не хотелось думать о том, что было бы «вообще», если б пробитый пулями самолет рухнул на землю, да еще по ту сторону границы, у немцев. Если не судить — значит, поощрять партизанщину, значит, сквозь пальцы смотреть на всякие нарушения воинской дисциплины.

— Стало быть, под суд Воскобойникова? — не выдержал табаковского молчания комиссар. — Жалко, право.

— Странно слышать такое от человека, отвечающего за всю политико-массовую работу в части. Может быть, объявить Воскобойникову благодарность за бдительность?

— Ну не благодарность, конечно. Но и не так строго. Будь это на «гражданке», вызвали бы мы Воскобойникова на бюро райкома, поставили бы перед собой на коврик и закатили выговор.

Табаков усмехнулся:

— И правильно бы сделали! Потому что один Воскобойников не смог бы у вас сорвать посевную или хлебоуборку. А здесь один недисциплинированный красноармеец может вызвать целый международный конфликт, войну, в которой погибнут тысячи людей. Видишь, чем отличается воинская часть от твоего райкома?

— Наверное, зря меня призвали из запаса, — вздохнул Борисов. — Мягкотелый я для военной службы.

— В политотделе дивизии это учтут, когда поставят на тот самый коврик. А может, и на Военный совет округа пригласят для объяснений.

— Но война-то будет или не будет?! — рассердился Борисов. — Должны мы быть готовыми или не должны?! Мы же с фашистами имеем дело, черт подери!