Высшая мера

— Ага, наконец-то и я могу политбеседу для комиссара устроить! Слушай. В годы нашествия Наполеона на Россию Карл фон Клаузевиц служил в русской армии, был начальником штаба корпуса. В прусскую армию вернулся лишь в тысяча восемьсот четырнадцатом году. Так что свои труды по стратегии и тактике он в немалой степени списывал с русского опыта войны с Наполеоном. Может быть, и мыслить он начал не только как стратег, но и как политик потому, что на него дохнуло ветром вольнолюбия и патриотизма передового русского офицерства!

— Увлекающийся ты человек, Иван Петрович. А почитать сочинения барона дай. С немцами надо знакомиться не только по Гёте и Шиллеру.

— И пакту о ненападении! — съязвил Табаков, и оба засмеялись. — А если серьезно — читать и учиться никогда и ни у кого не зазорно. Когда мы с Машей были заочниками в педагогическом, то знали там одного мудрого старца. Читал диамат. Он любил повторять: «Всяческая учеба есть трамплин для самостоятельной работы». Между прочим, философ войны Клаузевиц до конца жизни делал ошибки в письме.

— Что из этого следует? Что и на солнце есть пятна?

— Дефект начального образования. Учиться надо всю жизнь.

Табаков надел фуражку, взял со стола черный портфель с бумагами, защелкнул замки. Борисов тоже поднялся.

Заглянул адъютант, сказал, что на минутку просится начальник особого отдела. Табаков пригласил.

Вошедший капитан был как-то очень нетороплив, даже вял. Табакова начинало раздражать то, как он, не по-военному сутулясь, шаркая подошвами сапог, прошел к столу, положил на край портфель из толстой воловьей кожи, стал отмыкать его маленьким ключиком, потом открыл клапан, и можно было увидеть, что в портфеле — одна-единственная тонюсенькая папка. Когда капитан вынул ее, Табаков смог прочитать: «ДЕЛО Воскобойникова Артура Патрикеевича. Начато 23 мая 1941 года. Окончено .........»

«Опять Воскобойников!» — заволновался Табаков, понимая, что просто так особисты не станут его беспокоить. Капитан развязал черные тесемки, вынул из папки форменный бланк и подал Табакову.

Краснодарское краевое управление НКВД сообщало на запрос особого отдела воинской части такой-то, что

«отец Воскобойникова Артура Патрикеевича — Воскобойников Патрикей Никонович — репрессирован в 1930 году как кулацкий элемент, выслан в Мурманскую область. О Воскобойникове Артуре Патрикеевиче можем сообщить следующее. До призыва в ряды Красной Армии работал по месту рождения в станице Белореченской в колхозе, был активным общественником, комсомольцем. Компрометирующих данных не выявлено…».

Табаков тяжело наливался гневом. Подрагивали короткие густые ресницы, задиралась бровь.

— Ваша инициатива, товарищ капитан?

— Д-да… как вам сказать, товарищ подполковник… Товарищ Калинкин рекомендовал поинтересоваться…

— А в своей автобиографии старший сержант Воскобойников скрыл, что его отец был репрессирован органами советской власти? Проверяли? Скрыл?

— Проверяли, читали… Не скрыл.

— Ну, знаете! — Табаков развел руки, повернулся к Борисову: — Вы что-нибудь понимаете из этой волокиты, товарищ комиссар? Так в чем же дело, товарищ капитан? Вы же не баба, дорогой товарищ контрразведчик, вы же советский чекист. Зачем человека треплете? С мельником набузили своей проверкой, а теперь и с Воскобойниковым…

— Работа наша такая, товарищ подполковник…

— Тяжкая у вас работа, понимаем, — мягко заговорил Борисов, — но будьте осторожнее с людьми, ведь за вашими плечами замечательнейшие традиции чекистов Феликса Эдмундовича.

— Что же вы от меня хотели? — дернул плечом Табаков.

Капитан вдруг улыбнулся, и такой неожиданно обаятельной была на его суровом лице улыбка, что даже Табаков остыл.

— Я зашел посоветоваться…

— Почему же не к товарищу Калинкину?

Капитан улыбался, но не говорил, почему не захотел идти к начальнику штаба. Ведь понятно же: тот его дважды подвел своими советами.

— В общем, я пришел сказать, товарищ подполковник, что к Воскобойникову у нас никаких претензий нет. Затеяли мы все это еще и потому, что ожидали: вдруг из Москвы или Минска будет звонок… Но немцы не пожаловались на обстрел самолета, значит, Воскобойников ни одной пулей не попал… Одним словом, все обошлось. Я очень рад за Воскобойникова, мне он понравился как человек…

— Вот, — опять повернулся Табаков к улыбающемуся Борисову, — пойми этих чекистов! То они железны, то сентиментальны, как барышни. Чаще заходите к комиссару полка, капитан. Будете с ним чаще встречаться, меньше ошибок допустите… Сколько вам лет?

— Тридцать. А что?

— Желаю успехов! — Табаков не сказал, что капитан выглядел на все сорок.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1