Вернулся я к бричке, повалился возле Паши горемычной, дуло в рот свой поганый сую, на спуск нажимаю и раз, и два, и три, а выстрела нет, а я все живой. Бог ли, черт ли спас мою душу грешную, но патрон последний осечку дал. Катаюсь я меж мертвой Пашей и стонущим, беспамятствующим Устимом, белугой реву оттого, что нет мне смерти. А командир чоновский надо мной стоит, уговаривает: «Не сокрушайся, Стахеюшка, у тебя ж ребятки малые, им отец нужен…» Умел, чертушка, говорить. А мне-то, а мне… Э! Я и по нынче не могу пшеницу видеть без крика душевного. Как увижу — оборачивается она мне Пашиной кровью горячей облитая.
Стахей Силыч откашлялся и смолк, свесив голову к широко раздвинутым коленям. Молчал и Сергей, смотря в его ссутуленную спину.
— Вишь, Серега, какая казнь мне на всю жизнь досталась. А кабы не поторопился, кабы Паша не поторопилась…
Сергей поднялся с завалинки. Рассказ потряс его, но ни упрекать, ни ненавидеть Каршина за убийство сестры он не мог.
— Домой пойду…
— Ну коль ладно, Серьга… Только не дури, голуба…
Они расстались.
В окнах у Стольниковых было темно. Сергею стало не по себе: неужто ушла она? Нет, дверь не заперта ни снаружи, ни изнутри. Настя, постелив себе на полу, спала под простыней, свернувшись, как обычно, калачиком — коленки к животу, ладошки — под щеку. Для него разобрала кровать. Ждала все-таки!
Короткая июньская ночь показалась длинной, изнуряющей. Не разговаривали, старались не шевелиться. На рассвете не выдержал он.
— Насть… — Она не ответила, не шевельнулась. — У нас все-таки… ребенок будет…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Четырнадцать дней промелькнули незаметно. Макс благодарил судьбу и доктора Геббельса за эту продолжительную командировку, она умчала его подальше от Кребса, от Эммы, от Хельги с ее внезапными молчаливыми взглядами. Тот день и тот вечер хотелось стереть с памяти, как кляксу из ученической тетради. И поэтому он работал. Командование частей, размещенных в генерал-губернаторстве, охотно давало известному художнику транспорт, и Макс бывал в пехотных и танковых соединениях, у летчиков, у здешних крестьян-немцев, всюду рисовал, всматривался, запоминал, прикидывал, обдумывал сюжеты будущих полотен и картонов.
Сегодня срок командировки истекал. В маленьком номере офицерской гостиницы было душно, и Макс, взяв со стола несколько альбомов, подтянул кресло к открытой балконной двери. Стал просматривать рисунки и эскизы.
Первый альбом начинался с карандашного портрета молодого танкиста в пилотке. Крепко сжатые губы, нахмуренные темные брови и холодные глаза с крапинками по светлой радужке. Красивый и неулыбчивый парень. Ральф Шмидт, брат Хельги. По просьбе Макса управление кадров танковой группы быстро установило местопребывание Ральфа. Часть его стояла в леске под городом Седльце. Самого Ральфа Макс нашел возле зеленого тяжелого танка. Опустив ствол башенной пушки, парень вместе с другим танкистом драил его длинным деревянным банником. Со среза ствола на траву капала мутная щелочь.
Макс назвался мужем его сестры, передал привет от родителей, но Ральф воспринял все как-то довольно равнодушно, словно ему говорили о полузабытых дальних именах. Позировать не хотел, согласился только тогда, когда Макс сказал, что об этом очень просила сестра. Пока Макс рисовал, Ральф непрерывно комкал в руках промасленную паклю и не отвечал на подначки товарищей. Чувствовалось, в Максе он видел чужака. Потеплел, заговорил только после того, как они с Максом плотно пообедали и выпили в офицерском казино…
На тумбочке возле кровати зазвонил телефон. Макс дотянулся до него рукой, взял трубку. Недоумевал: кто бы это мог звонить?
Звонил адъютант командующего танковой группой генерал-полковника Гудериана, сказал, что, если господин Рихтер не против, он заедет за ним, мол, командующий хотел бы встретиться с художником.
Через час он был в штабе танковой группы, адъютант ввел его в кабинет Гудериана. И только здесь Макс стал догадываться, зачем его пригласили.
В подразделении Ральфа Макс нарисовал тушью жанровую сценку — «Танкисты на привале». Рисунок сразу же отправил в армейский иллюстрированный журнал. Редакция сработала оперативно, по-военному. Свежий номер этого тоненького журнала с иллюстрацией Макса на всю страницу был в руках Гудериана, сидевшего за письменным столом. Генерал-полковник поднялся навстречу Максу, ответил на приветствие капитана-художника.
— Ваша работа, господин капитан? — показал на рисунок.
— Так точно, господин генерал! — вытянулся Макс.
— Мне приятно познакомиться с вами и поблагодарить вас, господин художник! — Гудериан пожал Максу руку и пригласил садиться в кресло. — Я, конечно, не сторонник того, чтобы мои танкисты пачкали машины всякими надписями, но в данном случае это весьма удачное и поучительное «пачкание»…