Высшая мера

Настя улыбнулась такой страшной клятве, заглянула ему в глаза. Костя увидел ее лицо близко-близко. Даже страшновато стало от такой близости. Какие-то окаянные глаза у тетки! А может, Косте просто казалось так? В Косте ведь все еще жила влюбленность в Настю. Никогда не терявшийся, тут он брякнул совсем ненужное:

— У те что на губах-то, теть Насть?

Она, слегка выпятив нижнюю губу, потрогала волдырчик, засмеялась:

— С домовым целовалась, Костик… Зачем тебе все-таки порох?

— Никому не скажешь? Даже дяде Сергею? Поклянись!

— Чтоб мне печкой подавиться.

— Ладно. Только печкой не мы с тобой, а Каршины подавятся, теть Насть. Этим порохом, теть Насть, я взорву несправедливость…

Костя рассказал о своем плане мести. Насте только-только стукнуло двадцать, она еще была полна детдомовского и студенческого ребячества, которое приходилось таить под ликом солидной замужней дамы возле умного серьезного мужа. Она поднесла ладонь ко рту, заговорщически прошептала:

— Костик, здорово! Молчу, как рыба в пироге!..

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

В окно — тихонько: тук-тук! Стучалась черная от сажи синица. Видимо, зимним прибежищем ей давно служила чья-то печная труба. Она была старой знакомой Макса, он часто выносил ей на балкон крошки хлеба, корочки от шпика.

Сейчас он поленился вылезать из кресла. Сочувственно посмотрел на нее: «Бедная, хлопочешь о себе, мытарствуешь, как моя Хельга!»

Клювом синицы в окно стучалась весна, а Макс с Хельгой все еще не стали мужем и женой. Официально, на бумаге не стали. Кто-то из недругов семьи Шмидтов донес в гестапо, будто у Хельги в каком-то колене генеалогического древа была прабабушка-еврейка. В подтверждение указывалось на черные вьющиеся волосы Хельги и ее матери. Подтверждение абсурдное, но пока в архивах шли розыски документов столетней давности, удостоверявших чистейшую арийскую ветвь Хельгиных предков, от которой она «отпочковалась», пока нервничали, дрожали за свою судьбу ее родители, не могло быть и речи о свадьбе, о регистрации брака, это отлично понимали и Хельга, и папаша Шмидт с фрау Мартой. В противном случае ведь и Макс подпадал под статью расового закона, что не сулило радостей.

В коридоре, на лестничной площадке, чуть слышно зазвонил телефон. Хлопнула дверь хозяйкиной квартиры, фрау Ева с кем-то начала громкий разговор. Потом вдруг раздраженно затарабанил звонок в прихожей. «Значит, это меня к телефону… Эмма? Пусть уволит от своих прихотей, мне достаточно с Хельгой забот. Можно подумать, что правда влюблена. Чувства ее, надо полагать, как платьице на вырост: раз, раз — и вон, пожалуйте следующий для коллекции!» — Макс нарочно опошлял образ Эммы, чтобы набраться мужества и отказаться от встречи с ней. И ему это пока что удавалось: за всю зиму он виделся с ней всего дважды. Идя к двери, он думал также о том, что пора свой личный телефон завести, дабы не обременять хозяйку, то и дело выходившую к общему аппарату.

Даже не глянув в дверной глазок, так как был совершенно уверен, что это фрау Ева приглашает к телефону. И страшно оторопел, когда перед открытой дверью увидел Хельгиного поклонника оберштурмфюрера Мольтке. Не в пример Максу эсэсовец умел владеть своими чувствами лучше, хотя тоже не ожидал встретить на этом пороге удачливого соперника.

— Очень рад вас видеть, господин… Рихтер. — Он сделал паузу, прежде чем назвать фамилию. Видимо, удивлялся себе: почему не придал значения знакомой фамилии, когда получал приказание? — Внизу вас ждет машина. Надеюсь, вам хватит пяти минут на сборы?

— Н-но… куда? Зачем?

Известно: когда Макс волновался, то ощущал в груди удары речных и даже океанских волн. Сейчас же он чувствовал, что стоит перед ним не физиономия Мольтке, а холодная белая луна и вызывает отлив: не слышал собственного сердца. За стоящей перед ним луной с продолговатыми, как застарелые цыпки, веснушками он видел еще и перепуганное лицо квартирной хозяйки. Ее округлившиеся глаза как бы говорили: эти парни в черном с добром не приходят! Видимо, песочные часы перевернулись и теперь показывали время в пользу оберштурмфюрера Мольтке. В Максовой половине песку оставалось все меньше и меньше. Мгновенно вспомнилось все, что произошло в тот раз в книжной лавке. «Кому слишком везет, тот голову теряет!» — права старая пословица. А я ему порядком нахамил! Или это из-за Хельгиной родословной?..»

— Я жду вас, господин Рихтер, внизу.

Мольтке четко повернулся, и железные подковки его сапог поцокали вниз.

— Мужайтесь, Макс, возможно, какая-нибудь ошибка, — прошептала фрау Ева. — Ох и невезучая эта квартира… Макс, ключ, пожалуйста, не забудьте оставить…

Она повесила телефонную трубку, которая давно издавала в ее руке гудки отбоя, и тихо скрылась за своей дверью. Конечно же она будет из-за шторы смотреть на улицу, будет вздыхать, сморкаться в фартук и горестно думать о том, что вот опять надо искать приличного жильца в освобождающуюся квартиру. Хорошо, что этот хоть вперед за месяц уплатил…

Мольтке сидел на заднем сиденье зеленого «опель-капитана», жестом пригласил садиться рядом.