Высшая мера

– Я б на твоем месте так это дело бы не оставил, если ты думаешь добыть здесь до конца срока,– остановившись, посоветовал мне Качинский. Мне тут же вспомнилось предложение Седого. Побег? Почему бы и нет? Что меня тут держит? Мысль о том, чтобы помочь ворам, уже не казалось после сегодняшнего покушения такой уж глупой.

Ворота в лагерь были открыты. В небольшой будке рядом с ними сидел караульный, который завидев нас, вышел нам навстречу, приняв солидный и невозмутимый вид, поправив на плече винтовку.

– Что случилось?– оглядев меня, опирающегося с трудом на плечо Льва Данилыча, строго произнес он. Хотя на первый взгляд ему было лет восемнадцать. Еще только усы начинали черным пушком пробиваться над верхней губой, а туда же…

– Сосной накрыло! Начальник отряда приказал явиться в лагерь. Дождаться вечера и обратиться к врачу,– кивнул на меня Качинский, который все больше и больше меня удивлял, по мере того, как я узнавал его поближе. Более рассудительного, внешне спокойного. Осторожного и умного человека я в своей жизни пока еще не встречал. Было бы странно потерять его дружбу из-за своего скверного характера. Взять его с собой в «рывко», который хочет организовать Седой? Почему бы и нет! Кажется, с его опытом, он принесет больше пользы ворам, чем я…Мелькнула в голове мысль.

– Гребаный Щеголев!– матернулся караульный, сплевывая на снег.– Говорил жеему, что когда-нибудь поймаешься со своими выкрутасами…Так нет!

Было заметно, что парень был действительно испуган. Жизнь осужденных в Темлаге не ценилась ни капельки, ни начальством ни простыми вертухаями, но вот за свою карьеру и свою собственную жизнь эти ребята переживали не на шутку. Караульный прекрасно понимал. Что он получит по шапке вместе со Щеголевым, не имея права выпускать отряд на промку раньше положенного срока, но это было только в том случае, если я пожалуюсь.

– Хорошо…шагайте!– кивнул караульный, пропуская нас обратно в лагерь. – Только это…Ты идти нормально сам сможешь?– обратился он ко мне, немного замявшись.

– Попробую…– кивнул я, не хотелось наживать себе врагов и среди охранного контингента.

– Ну. Молодец, а то мало ли, Ковригин будет бежать, Головко, ну или сам хозяин. Вопросы начнутся чего и как…

– Я понял!– кивнул я, отстраняясь от Качинского. Вдвоем мы пересекли лагерь, добравшись до нашего барака, как и просил караульный. За это время у меня несколько раз темнело в глаза. Я почти что терял сознание, но каждый раз твердая рука Льва Данилыча выволакивал меня из этого дурмана.

У дверей нашего барака толпился народ. Несколько солдат срочников. Ковригин и медсестра из «больничку» в накинутом на белый халат теплом пальто с лисьим воротником. Она нервно курила, о чем0-то беседуя с замполитом.

Мы переглянулись с Качинским. Прятались, прятались от комиссара. А вот тебе и наткнулись на него у нашего пристанища. Старший лейтенант выглядел обеспокоенным, тоже нервно курил, не замечая, что стряхивает пепел на полу длинной шинели.

– Забирайте…Он уже остыл, никаких шансов и не было,– на пороге появилась Валентина, в форменной шинели и белом халате. Лицо ее было какое-то грустное, осунувшееся, будто невыспавшееся. Я поймал ее взгляд, но она тут же отвела его в сторону, чтобы поменьше было разговоров.

– А что произошло, гражданин начальник?– уточнил я. чувствуя, как в сердце нарастает малопонятная мне тревога.

– Клименко!– обернулся на меня комиссар, удивленно подняв брови.– Какого черта вы тут делаете вдвоем? Что с тобой?– заметив мою повисшую безжизненной плетью руку, ответил вопросом на вопрос Ковригин.– Где отряд? Почему не были на утренней поверке?

– Мы с трех часов на вырубке, гражданин начальник,– объяснил за меня Качинский, подхватывая меня под руки. Уже скрываться и притворяться было поздно,– Щеголев погнал отряд в ночь. При валке деревьев осужденный Клименко был придавлен упавшим стволом, чтобы скрыть факт данного преступления, сержант Щеголев отправил нас в расположение лагеря, приказав обратиться вечером в медпункт, если станет хуже, чтобы списать все на бытовуху, а не его самодурство!– Лев Данилыч откровенно топил Василь Васильевича. И я его прекрасно мог понять. Сучья жизнь в лагере не давала шанса на справедливость, милосердие или помощь оступившимся, тут властвовал лишь один закон, либо ты, либо тебя…

– Разберемся! Товарищ капитан1 Валентина Владимировна,– обратился он к Валечке, встревоженно поглядывающей на меня и стоявшей чуть в стороне,– посмотрите заключенного…– попросил он, и то ли мне показалось, то ли его тонких губ действительно коснулась легкая насмешливая полуулыбка.

Любимая моя кивнула совершенно невозмутимо и шагнула ко мне. Но сейчас мое состояние не было главным.

– Что случилось-то, гражданин начальник?– поинтересовался Качинский, опуская меня в сугроб.