Высшая мера

От шума на нарах проснулся сержант. Мгновенно открыл глаза, оглядел меня по-волчьи внимательным и цепким взглядом.

– Последний?– спросил он, садясь на нарах и почесывая выпирающее пузо с выглядывающим из-под гимнастерки несвежим бельем.

– Харьков проскочили…Это тот самый, особый....– со значением ответил Ковригин, отпирая камеру.– А ну, отошли от решетки, гавнодавы хреновы!– рявкнул он, стараясь, чтобы его звонкий, еще по-юношески ломкий голос звучал солидно.– Теперь до самого Саранска без остановок.

Заслышав его команду, те, что лежали на полу, начали медленно подниматься. Среди них я рассмотрел длиннобородого батюшку с простым деревянным крестиком на груди, маленького щуплого чумазого цыганенка лет семнадцати, статного когда-то красивого мужчину с обезображенным ожогом лицом и троих крепких мужиков-работяг, каких можно встретить в любом городе и определить род их деятельности по крепким, разбитым тяжелой работой ладоням, хватким глазам и неторопливой походке.

– Давай, шустрей!– поторопил их Ковригин, распахивая передо мной решетку, будто апостол Петр ворота в лучший мир. В том, что он был лучший я искренне сомневался, а вот в том, что другой…Это мне пришлось понять почти что сразу.

– А хавку сегодня давать будут, гражданин начальник?– прозвучал с нар хриплый голос с довольно узнаваемыми блтаными интонациями. Я поднял голову наверх, разглядев на верхнем ярусе нар худощавого мужчину с бритой головой, сплошь украшенного синими татуировками. Широко распахнутая телогрейка, одетая на голое тело, совсем не скрывала воровских знаков различия. Тут были и купола, и товарищ Сталин, и русалка, и избитая фраза «не забуду мать родную», которую набивали себе почти все солидные арестанты Союза. Характерный прищур, золотая фикса, выглядывающая каждый раз из-под верхней губы, когда зэк скалился, выдавала в нем человека бывалого и . безусловно, опасного. Рядом с ним на нарах сидели еще двое – рыбешки чуть помельче. В руках одного из них с затекшим болезненной синевой глазом перестукивались четки. Другой – небольшого роста, ловкий и шустрый, как ртуть, с едва заметной ехидной улыбкой, исподлобья наблюдал за мной. На самом полу у нар, трясся совсем молодой паренек, потирающий озябшие плечи. Глаза его испуганно бегали из стороны в сторону, словно он в любой момент ожидал удара или хорошего пинка.

– Так что с жратвой, начальник? Ты зачем нам лишний рот в хату привел, когда и нас-то кормить нечем?– ухмыльнулся тот самый расписной, что занимал главенствующее положение в этой нехитрой иерархии.

– А ну, цыц, Кислый!– погрозил ему пальцем Ковригин, словно бы случайно опустив руку на пояс, где была прицеплена поясная кобура.– Поговори мне еще! Будешь решения партии осуждать? Решила она, чтобы вы все вместе ехали в этом вагоне, значит поедите, никуда не денетесь!

– А про еду вы ничего так и не ответили…– аккуратно заметил тот самый солидный мужчина с ожогом во все лицо.

– Ша, босота!– сержанту надоели эти бессмысленные прения, и он решил вмешаться.– С набитым пузом хреново спится! Понял, Кислый! А ты господин белый офицер, сядь-ка обратно на место, пока я по твоему хребту палочкой-выручалочкой не прошелся. Жрать будете, когда я решу! Точка! Ехать нам порядка двух суток, а порций на вас выделило наше самое гуманное государство с гулькин хер! А значит, с сегодняшнего дня вводим одноразовое питание! Так сказать в целях экономии…Все слышали?

– А сами сало жрут, не стесняясь…– буркнул тихо один из арестантов, но тут же был услышан чутким ухом сержанта, который выудил из-под сенника чулок, туго набитый песком и со всего маху врезал почему-то именно мне по хребту. Видимо, чтобы я не торчал столбом на дороге и не мешался. В глаза мгновенно потемнело. Я качнулся вперед, чувствуя, как второй, не менее сильный удар приласкал меня по затылку. Мир окончательно померк, заискрившись мириадами звезд, запылавшими в моей голове.

ГЛАВА 6

После того, что случилось у Валентины с мужем в тот памятный своим нечеловеческим ужасом вечер, они больше с Андреем не разговаривали. Всю ночь женщина проревела в подушку, не веря в случившееся, не понимая, как Коноваленко, которого она когда-то любила, мог себе позволить сотворить с ней такое, а на утро он, молча зашел к ней в комнату, как будто ни в чем не бывало.

– Внизу ждет машина!– сообщил он ей тут же, выходя из комнаты, смотря на нее, как на прокаженную.

– А я не хочу! Я не поеду с тобой!– закричал Валентина ему в след, сверкая зареванными невыспавшимися глазами.– Ты мне никто! Ты…Ты…Ты сволочь!– она заметалась в поисках чего-нибудь тяжелого, чтобы швырнуть в ненавистное, излишне спокойное лицо. Под руку попалась только подушка, она бессильно метнула ее куда-то в угол и снова разрыдалась.– Отпусти меня, Андрей, прошу…– сквозь слезы прошептала женщина.– Я больше не могу так…Я больше не могу с тобой…Мне противно, больно…Я не хочу ни в какую Мордовию!