Высшая мера

Полковник вышел из-за стола, прошелся по комнате. Был он невысоким, стройным, с туго перетянутой ремнем талией. Мягкие сапоги козловой кожи делали каждый его шаг вкрадчивым, почти воздушным.

— Значит, вы полагаете, у нас нет оснований обвинить вас в ношении ха-алодного оружия? — спросил он за спиной Мартынова. Голос, как и прежде, вежливый, без нажима.

Если бы мог он видеть сейчас глаза Терентия Петровича! В них мгновенно столкнулись трезвость и желание рискнуть, и это все вылилось в готовое решение. Когда полковник снова оказался перед его лицом, Мартынов лишь развел руками:

— Помилуйте, какое же это оружие?.. Оружие вот! — и, быстро нагнувшись, Мартынов вытащил из голенища наган с набитым патронами барабаном и… спокойно положил его на стол, перед носом допрашивающего.

Сразу же два молодых офицера, прапорщика — они до этого безмолвно стояли в углу — подбежали к столу, пытаясь то ли защитить свое высокое начальство, то ли скрутить руки этому неизвестному. Оба в черкесках и бешметах, стоящие по бокам, они выглядели несерьезно, почти комически. Но Мартынов не улыбнулся, даже про себя. Все в нем натянулось. Поверят? Не поверят?..

Полковник был, видимо, человеком неробким и сдержанным, несмотря на свой южный темперамент. Он только насмешливо спросил:

— Кто же так ха-арошо обыскивал нашего гостя?

Сразу же один из прапорщиков кинулся к выходу и привел виновника — им оказался рябой казак, тот самый, что наступал на пятки Мартынову.

Полковник подал офицерам выразительный знак одним пальцем, и рябого вывели; донеслось его покаяние: «Промашка вышла, вашбродь!» И визгливый голос прапорщика. И что-то падающее — глухо, уже за стенами… Лишь после этого полковник спокойно спрятал в ящик стола мартыновский наган и задал вопрос:

— Откуда у вас сие украшение?

Ровным голосом, лишенным всякой интонации, Терентий Петрович ответил:

— Купил по случаю еще в прошлом году, в Киеве. — И чуть запальчивее, для убедительности, добавил: — Нельзя сейчас без оружия человеку, мало ли какие встречи на житейских дорогах.

Маслянистые глаза офицера почти утонули в прищуре: он думал. Он отлично знал, что на многих базарах Украины, юга, не то что револьвер, пулемет можно достать. Делалось довольно просто. Сидит на толкучке мужичок, а то и баба, торгуют салом, фасолью, а рядышком лежит винтовочная гильза или какая-нибудь часть затвора. Условный знак. Начни разговор издалека, помаленьку забрасывай удочки — и сделка может состояться.

При всем этом полковник не был уверен, что Мартынов говорит правду, хотя и не имел пока оснований думать иначе. Добровольная сдача оружия? Может, здесь прием, обдуманный заранее. Кто знает? Но тут же он сделал поправку и на обстоятельства, на самую жизнь, заставляющую их быть настороженными ко всем и каждому.

После непродолжительной паузы полковник задал еще один вопрос. Как же Мартынов, интеллигент, имеющий к тому же звание младшего офицера, решил в такое время отойти от всякой борьбы и остаться в стороне?

Мартынов минуту подумал и ответил весьма запутанной фразой. Да, он, учитель, не верит в силу оружия. Победу принесет культура, просветительство, гуманизм, только они.

— Белинского начитались, Некрасова? — сверкнул глазами офицер.

— Почему обязательно Некрасова? Читал и вашего Николоза Бараташвили, — сказал Мартынов и тут же подосадовал на свою ошибку: ведь Бараташвили — грузин, а не армянин. Но, вероятно, и полковник был далек от литературных тонкостей, называя имена Белинского и Некрасова.

В это мгновение за дверью раздался голос дежурного:

— Депеша полковнику Айвазяну!

Немедленно один из прапорщиков выбежал наружу и вскоре положил на стол запечатанный конверт:

— Пожалуйста, Георгий Саркисович.

Пакет, по всей вероятности, не содержал ничего тревожного, ни один мускул не дрогнул на лице читающего, не вздрогнули пальцы, зажавшие белоснежный лист. Айвазян, не поднимая глаз, лениво спросил:

— Так что же мне прикажете с вами делать?

Терентий Петрович не сразу понял, что обращаются именно к нему, а когда встретился глазами с полковником, пожал плечами:

— Как что? Дайте указание, чтобы не задерживали. Пойду своей дорогой на Туапсе.

Полковник тер рукой безволосое желтое лицо, словно ощупывал щетину, наконец сказал:

— Не могу! Па-анимаешь, не могу, останешься с нами. — Он в общем-то хотел сказать, что, так и быть, рискнет поверить Мартынову, но когда разжал губы, они вытолкнули слова несколько иные: — Дадим вам работу делопроизводителя, со временем наденем погоны, соответствующие вашему званию. Но… прежде всего, проверим. Проверим каждое ваше слово.

Мартынов молчал. Проверка его не страшила: вряд ли, сидя здесь в плавнях, можно с дотошностью установить, учительствовал ли он в Пирятине и Фастове. Документы были надежные, на его же имя, что, впрочем несло в себе некоторую долю риска. Ну, а сейчас в самый раз скрыть свою радость, продемонстрировать недовольство:

— Значит, вы решили действовать против моей воли?