Высшая мера

Апыхтин поднялся в раздумье, подошел к газовой трубе, повернул ручной краник и, убедившись, что газ идет хорошо, с сильным шипением, снова закрыл. Вынул из сумки еще две свечи, расставил их в разных концах комнаты. Медленно, вроде в раздумье - брать деньги или не брать деньги, - зажег все три свечи. Все делал надежно, чтобы не произошло никаких случайностей. Действительно - вдруг одна свеча погаснет по каким-то необъяснимым причинам, вдруг две погаснут, зато третья воспламенит скопившийся газ.

- Ну?! - истерично закричал Вахромеев. - Берешь деньги?

- Подумать надо, старик, надо хорошо подумать. - Апыхтин подошел к окну. Увидев, что один шпингалет не закрыт, он с силой вогнал его в гнездо и повернул в сторону - опять же, чтобы избежать случайностей. Теперь маленькая щель между рамой и окном исчезла. Так же, не торопясь, он осмотрел второе окно и тоже закрыл на оба шпингалета. - Чтобы газ не уходил, - пояснил он Вахромееву. - Если газ будет уходить, то взрыва может и не произойти.

- Не веришь, что у меня есть деньги?

- Не верю.

- Отстегни, я сам принесу.

- Обманешь. - Сняв крышку с банки, Апыхтин зачем-то понюхал бензин. И отвечал он, и задавал вопросы с таким выражением, будто для него уже не имело ровно никакого значения - ответит ли пленник, не ответит, действительно ли здесь у него деньги или же спрятаны где-то в недоступном месте, сколько денег, отдаст ли, не отдаст…

И Вахромеев это понял.

Ему была знакома такая вроде бы скука, вроде бы подневольность, с которой Апыхтин занимался несложными, будничными делами - возился с банкой, устанавливал свечи, свинчивал гайку с газовой трубы и при этом еще находил в себе силы произносить какие-то слова. Понял Вахромеев и ужаснулся своему пониманию - для Апыхтина все было решено, и не сейчас, давно, еще когда вошел он в свою квартиру, залитую кровью близких людей.

Апыхтин взял банку, подошел к Вахромееву и принялся тоненькой струйкой поливать голову, чтобы волосы хорошо пропитались бензином, чтобы вспыхнули сразу и хорошим таким, сильным пламенем. За шиворот налил, чтобы одежда горела без тления, чтобы огонь прямо гудел на Вахромееве, пожирая небогатую одежонку, небольшое тельце.

- Понимаешь, старичок, - говорил Апыхтин отстранение, будто и не его это были мысли и желание сжечь Вахромеева принадлежало не ему вовсе, а подчинялся он законам - давним, суровым и непоколебимым. - Понимаешь, старичок, я хочу выиграть немного времени, чтобы эксперты, разбирая твои головешки вонючие, не знали даже, мужик это был или баба… Ты с бабами круто поступал, вот менты и подумают, что, наверное, еще одну порешил с помощью огня. Проволока на твоих ногах останется, понимаешь? И на руках останется, а рост у тебя не мужской, бабий рост. Кому принадлежит дом, они быстро установят. Им и в голову не придет, что кости с кусками обгорелого мяса - это ты и есть! Представляешь, сколько будет хохота, когда все обнаружится?

Апыхтин выплеснул остатки бензина на голову Вахромеева и отставил банку в угол.

- Слушай, - прохрипел Вахромеев. - Слушай…

- Минут за пять здесь газу наберется столько, что он наверняка взорвется. Как ты думаешь? - В движениях Апыхтина, в его голосе появилась какая-то замедленность, но Вахромеев знал и это состояние. Это было вовсе не сомнение или колебание, вовсе нет, это было прощание с ним, с Вахромеевым.

- Слушай, - повторил он, - третья доска от входа поднимается… Там деньги… Забирай и уходи.

- А ты выживешь?

- Выживу. Хотя от этого бензина дышать уже нечем.

- И меня не тронешь?

- Не трону.

- Верю. - Апыхтин взял разводной ключ, подошел к двери и убедился, что третья доска от входа действительно приколочена недавно - и выступает на два-три миллиметра, и стоит как-то наискосок, и под плинтусом щель… Видимо, действительно доску эту поднимали время от времени. Апыхтин подцепил ее ключом и вывернул - она была прихвачена двумя небольшими гвоздями. Под доской оказался тайничок - вырытая в земле ямка.

Сдвинув слой земли в сторону, Апыхтин увидел целлофановый пакет. Не торопясь вынул его из ямки, отряхнул, чтобы осыпалась земля, заглянул внутрь. Там лежал сверток из плотной оберточной бумаги. Надорвав его, убедился - внутри доллары, плотными новыми пачками. И даже перетянуты фирменными бумажными полосками. Знал он эти полоски, узоры на них знал.

- Это все, что осталось от Кати и Вовки, - пробормотал он.

- Ну? Убедился? Настоящие деньги?

- Вроде, - равнодушно сказал Апыхтин и опустил сверток в сумку, бросив сверху разводной ключ из прекрасной шведской стали. Оглянулся - не забыл ли чего такого, что не сможет сгореть. Нет, ничего не забыл. На столе осталась клейкая лента, но она ему еще пригодится.

- Деньги взял - отпускай.

- Это что, закон такой?

- Да! Закон! Сучий ты потрох!

- Какое интересное у тебя ругательство… Надо запомнить, вдруг пригодится.

- Отвязывай, - просипел Вахромеев.

- Нет, старичок… Не буду я тебя отвязывать. - Апыхтин взял со стола скотч и подошел к Вахромееву.