Высшая проба. Брат мой, друг мой

Разумно, признал я про себя и сел напротив, хотя есть не хотелось. И думать о происходящем – тоже. Я пока и сам не мог разобраться в своих желаниях, они возникали и исчезали как облака в ветреный день. Но все неуклоннее крепло понимание – раз возврата к прошлому нет и жить дальше придется по новым правилам, нужно их как-то прояснить.

– Может, приказать принести графинчик мятной? – предложил вдруг капитан и в его голосе прозвучало неподдельное сочувствие.

– Густав… – следя за дверью и тщательно подбирая слова, медленно произнес я, – не ты ли неоднократно втолковывал мне, что только безвольные слабаки хватаются за бокалы с крепкими настойками, едва столкнувшись с неприятностью?

– Иногда… – заикнулся он и осёкся, услыхав шорох открывающейся двери.

Не знаю… кого ожидал увидеть Густав, но явно не поваренка с подносом, судя по исказившей его губы почти незаметной досадливой гримасе.

Мы сидели молча, пока расторопный парнишка ловко расставлял по столу посуду и разливал чай, и не знаю, о чем думал в это время наставник. Лично я успел немного оправиться от неожиданного удара судьбы и взять себя в руки. Все-таки вбитые упорным Густавом правила и инструкции не так просто одолеть любым неожиданностям.

– Ну? – с насмешкой глянув на него, подвинул ближе блюдо с копчёными рябчиками, – что ты собирался сказать? Хотел предложить мне напиться? А как же твои объяснения, что даже самая крепкая настойка вовсе не магическое зелье, и никаких проблем не решает? Наоборот, добавляет. И иногда столько, что сторонникам этого способа после остается лишь совать голову в петлю. Не твои ли это слова? Так с чего это ты вдруг изменил собственным принципам и правилам? К чему ты хотел меня подтолкнуть, а наставник?

Помрачневший Густав резко вскочил, с явным намерением уйти, но я вмиг создал перед дверью стену огня. Пока тонкую и не касающуюся ни пола, ни стен. Но такой она останется недолго, или погаснет, или начнет расти, пожирая все, что окажется на пути.

– Вернись на место! – рявкнул сердито, едва удерживая в повиновении своенравный огонь.

– Уже, – шлепнулся он на стул и примирительно поднял перед собой ладони. – Но уйти мне все равно придется, король приказал возвратиться в Резвилл. Вы ведь и сами уже поняли, ваша светлость, что служу я не вам. И все последние тринадцать лет служил ему, и лишь ему присягал, в тот день, как он позвал меня в Дэнзор.

– Да уж, сообразил… – мрачно усмехнулся я, начиная постигать каверзность обстряпанной ими шутки.

Ведь все восемь декад своего правления наивно считал, будто достаточно проведенного королем ритуала и права сидеть в герцогском кресле, чтобы все обитатели Дэнзора тотчас стали моими подданными. Хотя у стражников и старших чиновников присягу всё же принял… но почему-то не подумал о тех, кого считал друзьями. И следовательно, Ян теперь тоже подчиняется Гарлу? Тьфу, уже Яна… или, как там ее?

– Но не спеши бежать к хозяину, за тобой должок.

– Ваша светлость… – он побледнел, но не испугался.

Наоборот, подобрался как перед атакой, и словно невзначай отвел руку назад, туда где носил на поясе небольшой арсенал оружия и амулетов.

– Густав, – укоризненно усмехнувшись, покачал я головой, – перестань глупить. Как ты мог даже подумать, что у меня поднимется на тебя рука? Просто верни ключи и печати… которые тебе выданы, как командиру охраны, и иди ко всем… куда хочешь.

– Простите, ваша светлость… – он вдруг разом как-то поник и словно постарел, снял с пояса увесистый кошель, положил на стол и направился к двери.

Я с горечью смотрел вслед, ощущая, как все глубже становится возникшая в моей груди дыра, где уже сгинули безвозвратно самые лучшие части прошлой жизни. И даже сам не понял, почему вдруг в последний момент бросил ему слова, которых секунду назад вовсе не собирался говорить.

– Захочешь вернуться, приходи.

Он замер на секунду, потом, не оборачиваясь, коротко кивнул и буркнув:

– Спасибо, – исчез за дверью.

А по моему замерзающему сердцу словно теплым ветерком повеяло.

Некоторое время я неспешно что-то жевал, даже не глядя в тарелку. Сейчас меня не волновало ничто, кроме крепнущего желания разобраться в происходящем и решить, как жить дальше. И первым делом требовалось выяснить несколько тонкостей, на которые я прежде не обращал внимания. Особенно тревожила одна назойливая догадка, которую я уже мог бы проверить, если бы четверть часа назад не проявил совершенно неподобающей правителю вспыльчивости. И потому злиться мне теперь оставалось лишь на самого себя.

Конечно… если задаться целью найти оправдания, можно назвать сколько угодно причин собственной несдержанности… но вряд ли это приведет к пониманию происходящего.

Правильнее будет попытаться выяснить причины последних действий мелкого… Но тут сразу возникают вопросы, на которые у меня не находится разумных ответов.

К примеру, почему Ян вдруг резко поменял свой образ, хотя еще шесть дней назад ни о чем подобном даже не помышлял?