ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ ПРЕДАННОСТИ. Правда, ложь и руководство

Первая часть встречи совещания собой презентацию персонала АНБ, которые при помощи диаграмм демонстрировали мне, насколько ценной была эта программа слежки в связи с продолжающимся заговором Аль-Каиды в Соединённом Королевстве. Собранная разведывательная информация позволила составить схему связей между членами террористической ячейки. Это было важным делом. Конечно же, я достаточно знал эту тему, чтобы серьёзно сомневаться, нужна ли была эта программа АНБ, чтобы обнаружить те связи, учитывая другие правовые инструменты, которыми мы обладали. Тем не менее, я ничего не сказал. Наша озабоченность касалась не полезности этой программы. Это было другим решать; нашей работой было убедиться, что эта программа имела приемлемую правовую основу.

После того как аналитики скатали свои диаграммы и покинули комнату, слово взял вице-президент. Мы с ним сидели достаточно близко, чтобы касаться друг друга коленями, а Эддингтон находился вне поля зрения позади Чейни. Вице-президент тяжело посмотрел на меня и сказал, что как ясно я могу видеть, эта программа очень важна. На самом деле он сказал: «Тысячи людей могут погибнуть из-за того, что вы делаете».

Казалось, что в комнате стало не хватать воздуха. Очевидно, целью этого заседания было надавить на меня, хотя никто прямо этого не говорил. Чтобы вице-президент Соединённых Штатов обвинил меня в опрометчивом провоцировании нового 11 сентября — даже, кажется, предполагая, что я делаю это намеренно — это было оглушающе.

Он не хотел слышать другую сторону. Похоже, он не принимал очевидную истину о том, что есть другая сторона. Для него, он был прав, а все остальные ошибались, а кучка безвольных и, скорее всего, либеральных юристов не собиралась говорить ему обратное. Моя голова плыла, от гнева кровь прилила к щекам, но я восстановил самообладание.

— Это мне не помогает, — сказал я. — Это портит мне настроение, но не меняет правового анализа. Я принимаю то, что вы говорите о её важности. Наша работа заключается в том, чтобы сказать, что закон может поддержать, а он не может поддержать эту программу в том виде, в каком она есть.

Затем Чейни выразил разочарование, что было совершенно справедливо. Он указал, что Юрисконсультская служба Министерства юстиции в 2001 году написала докладную в поддержку программы, и что генеральный прокурор за прошедшие два с половиной года неоднократно подтверждал законность программы. «Как вы теперь можете менять позицию по чему-то столь важному?» — спросил он.

Я сочувствовал ему, и сказал ему об этом, но добавил, что мнение 2001 года было настолько плохим, что являлось «номинально недействительным». Я сказал: «Ни один юрист не смог бы опереться на него». Со стороны подоконника послышался резкий голос Эддингтона: «Я юрист, и я смог».

Я не нарушал зрительный контакт с вице-президентом. «Ни один хороший юрист», — добавил я.

Для меня была несвойственна подобная недоброжелательность. Но Эддингтон напомнил мне кое-кого. Он вёл себя как задира, в определённом смысле не сильно отличаясь от тех ребят, что дразнили меня в школе, или даже от меня, когда я громил комнату того бедного новичка в колледже. Мне это не нравилось. Я жил в индивидуальном окопе с Голдсмитом и Филбином те недолгие несколько месяцев, что был ЗГП. Я видел влияние угроз и издевательств Эддингтона на этих измученных глубоко порядочных людей. По моему мнению, его заносчивость являлась причиной того, что мы оказались в подобной неприятной ситуации, а эти два парня были по-настоящему хорошими людьми. С меня было достаточно. Я был недоброжелательным. Неудивительно, что встреча вскоре после этого подошла к концу, и решение так и не было принято.

Руководитель аппарата генерального прокурора Эшкрофта Дэвид Айрес постоянно информировал меня о состоянии нашего босса. Ситуация была мрачной. Он испытывал ужасную боль в реанимации, с болезнью, которая в тяжёлых случаях вроде его могла вызвать отказ органов и смерть. Доктора прооперировали его в тот самый день, когда я встречался с вице-президентом.

Та среда была удивительно тихой на фронте «Звёздного Ветра», несмотря на тот факт, что действовавший ордер истекал на следующий день. А затем в конце дня позвонил Айрес, чтобы передать срочное сообщение Джанет Эшкрофт — Энди Кард с Элом Гонсалесом планировали обойти меня. Они были на пути в клинику, и мне нужно было понять, что делать.

По дороге в Университетскую клинику Джорджа Вашингтона я позвонил своему руководителю аппарата Чаку Розенбергу. Я глубоко доверял ему и его суждениям. Я рассказал ему, что происходит, и попросил приехать в клинику. Затем я добавил: «Возьми как можно больше наших людей». Не уверен, почему, но думаю, что это сработал инстинкт с тех времён, когда я был федеральным прокурором на Манхэттене. Когда прокурор боролся в суде, в те дни раздавался клич: «Все в зал суда X». Получив это сообщение, все мы встаём из-за своих столов и идём, понятия не имея, о чём речь. Один из наших коллег нуждался в нашей поддержке, так что мы шли.