Между тем Владица, прежде чем отправиться на рынок (оставив труп жены охлаждаться до комнатной температуры), прежде чем принять от следователя протянутую визитку (одна такая у него уже была), вдовец, прощаясь, высказал следователю, его помощнице и всей белохалатной команде все, что у него ночью (в ночь кончины Евицы) родилось, развилось и, ей-богу, в конце и воплотилось по мере приближения к образцу, закрепившемся где-то в полярной области – ударил их по каротидам! Итак, овдовев, с удвоенной силой (так сказать, энтелехийски[16]
) ударял Владица Перц по каждой каротиде, нюнил и пускал слюни на одежды любого, кого ему удавалось схватить за ворот, как будто он сезонный работник, вынужденный вне сезона перебиваться с хлеба на воду. Кхе, кхе. Напрасно Владица вслед за Евицей и единственной своей дочуркой каждый раз заглядывал в кастрюлю: ничего в ней не оставалось от шей и крылышек (независимо от количества сваренных им накануне), вдвоем они обсасывали все до последней косточки. И не успел бы Владица за те несколько дней – сезоны всегда быстро кончаются – восполнить нехватку горячих обедов, включая те, что полагались ему за досрочный выход на пенсию, то не смогли бы у него так округлиться и зарумяниться щечки. Впрочем, он не гнушался и других шей (припомним их сегодня, обратив особое внимание на одну, длинную, и Владица доказал, что она ему не внушила отвращения, когда склонилась над жирным силуэтом местного революционера, лишившисьПохоже, начав с этого, сосед Владица особенно рьяно накинулся на мою шею. Конечно, досталось и соседу Боби. (И Боби не оставалось ничего другого, как согласиться предоставить в распоряжение членов делегации на похоронах Евицы свою «диану» и собственное ничтожество в качестве шофера, потому как микролитражка вдовца была на капиталке, о чем знали даже все птицы на ветках). Встретив меня в коридоре, сосед Боби остановился и продекламировал:
Но мы никак не можем рассказать, чем Владица занимался на рынке. Было замечено, что он вертится у прилавка