Выставка

Когда сосед Владица годы спустя после так называемого чаепития, скажем, сидя внизу, во дворе, начинал со скамеечки нащупывать своим эхолотом, что происходит за нитяными занавесками в моем открытом окне (выходящем во двор), то сразу начинал скулить, опасаясь, что его может притянуть трехжильный коаксиальный кабель. Вла-а-а-а-д! разрывалась Евица по женской линии, начиная с чаепития, и прекратилось это только три с половиной месяца тому назад. У меня каждая волосинка на теле дыбом вставала. Как вставала, так и укладывалась назад, а если кто-то, услышав его скулеж, раздергивал занавески и выглядывал в окно, то, вероятно, мог бы подумать, что от выглядывания в окно туман рассеивается быстрее. Вла-а-а-ад, быстро наверх! Или вечером, когда я сидел на скамеечке и затягивал цепь на велосипеде, готовясь к прогулке по задунайским отрогам гор, сосед Владица сначала заталкивал на импровизированную парковку свою микролитражку, разматывал шланг, начинал сурово ковыряться у крана, менял насадку, навинчивал шланг, блеял, блеял и затягивал монеткой хомутик на нем. И уже начинал обкладывать матом струю, которая вместо того, чтобы бить в одну точку, в помет, оставленный совой на ветровом стекле, прыскала во все стороны, в том числе на его сандалии, и он уклонялся от нее как мог и умел, поднимал одну ногу, раскачивался на другой, скользил, падал и вставал, весь мокрый, принимал позу, которая должна была свидетельствовать, что он овладел ситуацией, и все-таки придавал струе желаемое направление, сосредоточившись на этом деле так, будто начал окончательную и бескомпромиссную борьбу со всем совиным племенем.

(Если сорокам ведомо, что следует за такими комичными сценами, то их оглушительный стрекот на крыше дома-близнеца указывал на всеобщую опасность).

После этого сосед Владица приступал к полуминутному сотрясению самой чистой в мире микролитражки – сзади. При этом взгляд его блуждал в небесных сферах. И прежде чем включалась сигнализация, сосед Владица необыкновенно точно улавливал тональность ее писка как такового, и тогда, прежде чем ему выставили счет за израсходованную общественную воду, дожидался, когда сигнализация пискнет сама, что означало ее нормальное функционирование, сматывал шланг, относил его в подвал, выходил из парадной под козырек, осматривался и ковылял к скамеечке. Вла-а-а-ад! – и только тогда начинал скулить, упираясь плечом в подвижную створку входной двери и, сгорбившись и замкнувшись в себе, полз по лестнице наверх.

В течение пяти лет, как вы и сами знаете, сват после окончания телекоммуникационных курсов еженедельно обслуживал трубчатые и тарелочные антенны, гонял сорок, которые, собравшись там стаями, наслаждались, устраивая помехи сигналам и нарушая фараонскую роскошь обитателям капсул.

Нет его, нет, но ведь он где-то здесь, с прищелкивания Владица перешел на громкое клацанье челюстью, как будто повел на охоту за кроликами какую-то полуофициальную прибывшую на выставку охоты и рыболовства делегацию, неравнодушную к крольчатине, а теперь вот оправдывается из-за внезапно возникших проблем. Снизу просигналил водитель микроавтобуса. Делегация, видимо, решила, что кролик только что был на поляне, уши выдавали его, но вдруг, воспользовавшись некой заученной кроличьей хитростью, стремительно, неуловимо перескочил в другое измерение, исчез в своей норе. И как бы делегаты не соглашались, с одной стороны, что умение заставить золото исчезнуть – прекрасная инвестиция, с другой они были весьма разочарованы, потому что со стороны кролика и всего, что с ним было связано, стало плевком в их сторону, и теперь следовало как-то от этого отмазаться.

Нашел его? в коридоре словно с неба прогремел дополнительно окрашенный глубиной квартиры фальцет Евицы. Напоминаем, что ее интерес к общественным и всяким другим течениям резко возрос, так что и теперь она расспрашивала мужа, что там внизу происходит, не тот ли это кролик со второго, которого она не видела больше одиннадцати лет, именно в такой деликатный момент явился, чтобы проверить свою нору, хи-хи-хи, решил поиздеваться над смертью, предоставляя остаткам общества без его горестного кроличьего сочувствия и очевидного присутствия суетиться, смеяться и печалиться, полагая, гляньте-ка вы на него, что сможет легко, если захочет, опять включиться в суету, будто так и должно быть. За уши его хватай! Для его же пользы! заверещала Евица, и Владице не оставалось ничего другого, как наплевать на бибиканье микроавтобуса и подняться наверх, чтобы вколоть ей еще разок. Но перед этим он залез в шелковое нутро своего пиджака, извлек оттуда открытку и подсунул ее под дверь квартиры номер четыре!

Я встал с кресла и поднял открытку.