Мы проводим следующий час, бездельничая и доделывая домашнюю работу. Карл уже пришел домой, но не сказал нам ни слова, это хорошо, а сейчас запах готовящегося ужина заполняет дом. Бобби почти никогда не готовит.
— Думаешь, нам перепадет что-нибудь из этого? — спрашивает Пик, упоминая о том, что там готовит она.
— Сомневаюсь, — говорю я, закатывая глаза, и мы оба улыбаемся.
— Пик, — Бобби кричит снизу.
— Сейчас вернусь, — говорит он.
Я остаюсь на его кровати, и когда слышу, как закрывается входная дверь, поворачиваюсь к окну и вижу, что Пик разговаривает со своим соцработником на переднем дворе. Что бы ему ни говорили, выглядит он взбешенным, проводя сильной рукой по волосам. Он что-то приглушенно кричит, но я не могу разобрать. Когда он поворачивает голову к окну, мой желудок ухает вниз. Выражение его лица говорит о том, что мне стоит беспокоиться, и я так и делаю. Я спрыгиваю с кровати, когда он возвращается в дом. Он бежит по лестнице вверх, а я встречаю его у двери. Схватив меня за плечи, он вталкивает меня обратно в комнату и запирает дверь.
— Что происходит? — спрашиваю я с растущей паникой.
Смотря вниз, он качает головой и затем притягивает меня в крепкие объятия.
И теперь я до смерти напугана.
— Пик, что такое? Ты пугаешь меня.
— Мне очень жаль, — произносит он, и я понимаю, что все плохо. Он говорит такое только тогда, когда происходит что-то ужасное. Он не отпускает меня из объятий, мы стоим, крепко обнимая друг друга.
Убирая руки с моего тела, он берет в ладони мои щеки, будто вынимая нож, и наносит словами удар в самое сердце.
— С тобой все будет в порядке, Элизабет.
Все мое тело трясется, а голос дрожит в смятении:
— О чем ты?
Прижимая его лоб к моему, я мертвой хваткой хватаюсь за его запястья, когда он говорит:
— Я переезжаю.
Этими двумя словами он просто выкачивает весь воздух из моих легких, и я замираю, энергично качая головой.
— Я должен уехать. Они поместят меня в интернат.
— Нет.
— Мне очень жаль, — мучительно выдыхает он.
— Нет, — мои слова — отчаянная мольба.
Пик целует меня в лоб, и я кричу:
— Нет! — пока его спина дрожит под моей рукой. — Нет!
— Все кончено. Видимо, Карл позвонил им. Он хочет, чтобы я уехал.
— Не уходи. Ты не можешь.
— У меня нет выбора, — говорит он, и когда он отстраняется, я вижу страх в его глазах, и я понимаю, что это из-за меня. Мы оба понимаем, что будет происходить здесь без него. Я останусь наедине с Карлом, и он будет делать со мной все, что пожелает.
— Ты не можешь оставить меня здесь. Не можешь оставить меня с ним, — я отчаянно умоляю.
Он делает шаг назад, схватившись руками за волосы, и шипит сквозь стиснутые зубы:
— Бл*дь.
Он расхаживает, пока я, шокированная, стою и плачу. В конце концов, он возвращается ко мне и заверяет:
— Четырнадцатилетие по-прежнему станет твоим лучшим годом. Твой папа не сможет прийти за тобой, но я смогу.
— Не делай этого, — говорю я. — Не смей давать мне надежду.
Его глаза тлеют, как угли, когда он произносит:
— Я клянусь. Я подарю тебе сказку. Дай мне время. Я вернусь за тобой.
— На год? Пик, не оставляй меня с ним на целый год!
— Мы не можем убежать сейчас. Подумай об этом, если мы вдвоем пропадем — это слишком рискованно. Но если одна ты, мы сможем исчезнуть. Меньше чем через год ты будешь свободна. Один единственный год, ты можешь пережить это, — он говорит, пока я реву, боясь, на что будет похожа жизнь без него. — Ты такая чертовски сильная, — утверждает он. — Я вернусь за тобой.
Я обнимаю его за шею и продолжаю умолять не покидать меня. Я напугана, что никогда больше не увижу его вновь, моего единственного друга, мою единственную семью — моего брата. Кто защитит меня?
— Мне надо собрать сумку, — шепчет он.
— Прямо сейчас?
— Мой соцработник внизу ждет меня.