Выстрел в Вене

Он глазами вцепился в дорогу так, как пальцами — в руль. Но вот и он успокоился — машина отдалялась от линии разграничения, а минометы украинцев молчали. Петрович отвлёкся от шофёра и дороги. Он принялся гадать, с чем прибыл нарочный из Ейска, от жены. Не дай бог, что-то скверное. Странная война 2017 года порядком ему надоела — если раньше он мог без труда уверить себя в том, что защищает местных русских от украинских нацистов, то теперь перед ним иная картина — это уже его, по сути, защищают местные донецкие от какого-нибудь Васи, который засел в родной России в каком-нибудь удобном кабинете, и плевать ему на Петровича и Шалмана, он и пальцем не шевельнет, даже когда им станут острым ножиком резать кадыки. Петрович не первый раз на войне и знает — мысль о поганом тыле в окопе с неизбежностью раньше или позже наплывает на тебя по некоему периодическому закону, но это ровным счетом ничего не меняет, потому что человек — существо субъективное. Это означает одно — пора домой, ежели присяга и честь позволяют. Это означает, что своя война становится чужой, не своей. Но если честь ещё не позволяет сняться с окопного якоря, то не дай бог получить из дома дурную весть… Нет, не должно быть дурного. Только тёплое. Доброе. Носки, шарф-самовяз, мыло душистое — вот что везёт ему нарочный из Ейска. Прочь дурные мысли…