Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

Кроме того, успокаивающее националистическое прочтение фильма игнорирует как преуспевающего Алексея (пусть даже толстого и, следовательно, подозрительного), так и предприимчивую Аню, что еще больше осложняет ситуацию. Несмотря на то что один критик безответственно проигнорировал Аню, принизив ее термином «американочка» [Марголит 1996: 8], а другой интерпретировал ее мотивы в отношении Жени как желание завладеть очередным «предметом» [Стишова 1994: 90], именно Аня, а вовсе не Женя, безусловно, заслуживает почетного звания самого подлинного романтика в этом фильме – ведь она в течение почти двух десятилетий оставалась «верна» своей любви к значительно превосходящему ее по возрасту Жене! Возможно, ее банковский счет и в Америке, но ее чувства остались в России, и то, что происходит между ней и Женей в Санкт-Петербурге 1990-х годов, вполне могло бы оправдать переориентацию фильма и изменение его названия на «Ты у меня один». Замечание Марголита о том, что на фоне всеобщей радости одна Аня остается несчастной (правда, кого это заботит, если она стала «американочкой»!), противоречит чувству общей нестабильности и подвешенности в заключительных эпизодах фильма (ведь ни Женя, ни Наташа, ни Оля не показывают ни малейшего намека на счастье), однако при этом все же отчасти попадает в цель, поскольку явное, неприкрытое страдание Ани приводит ее к попытке самоубийства – правда, не очень убедительной и сорванной ее же телохранителями, – а также к ее немедленному отъезду [Марголит 1996: 8]. Любопытно, что эта сказочная принцесса, которая намеревалась перенести Золушка в «страну чудес» процветающей, вечно счастливой Америки, произносит при прощании с ним обнадеживающую фразу «Все будет хорошо», – фразу, которая станет названием следующего фильма Астрахана (1995)[166], где авторская позиция по отношению к идее эмиграции в землю обетованную по ту сторону Атлантики радикально изменится.

«Ты у меня одна» принадлежит к тому кинорепертуару, о котором Добротворский в 1994 году сказал: «О том, что надо жить здесь, постсоветское кино догадалось не так давно» [Добротворский 1994: 142]. Идея, что русские должны жить в России, а любовь нельзя купить, в сочетании с ностальгическим сентиментализмом фильма вызвала восторженный резонанс у российской аудитории, и Астрахан в интервью не скрывал, что ставил своей целью затронуть сердечные струны зрителей и проецировал собственные чувства на главного героя, – включая осознание Женей того, что переезд с Аниной помощью в Америку равнозначен для него мужской проституции («мы выступаем против проституции мужской») [Астрахан 1994:106]. В фильме «Ты у меня одна» заявленная цель Астрахана – заинтересовать зрителей, сфокусировавшись на человеческих отношениях, – достигнута однозначно, и, хотя этот фильм, как и подавляющее большинство российских фильмов 1990-х годов, даже не окупился в прокате, он, как спешит отметить сам автор, регулярно фигурировал в десятке наиболее часто арендуемых видео [Астрахан 1994: 107]. Несмотря на свою популярность среди «масс», этот фильм содержит слишком необычные и рискованные элементы для произведения, созданного лишь для того, чтобы порадовать публику: в его финале присутствуют те диссонирующие детали, которые аудитория – пусть даже речь идет не о среднестатистическом зрителе, а о настроенном на нюансы кинокритике – никак не сможет спутать с типичным «хэппи-эндом» в голливудском стиле.

«Все будет хорошо» (1995 год, режиссер Дмитрий Астрахан)

Summertime, and the living is easy.

Джордж Гершвин. «Порги и Бесс» (1935)

Уничижительные комментарии к фильму «Ты у меня одна» бледнеют рядом с сокрушительно разгромными рецензиями на следующий фильм Астрахана, само откровенно утешительное название которого – «Все будет хорошо» – явно указывает на его связь с жанром волшебной сказки, подразумевающим чудесный счастливый финал. Этот фильм, завоевавший успех у широкой публики, стал одним из самых значительных кинохитов года, позволив тем, кто вложил в него средства, вернуть тридцать процентов своих вложений. Несмотря на то что по голливудским стандартам такая кассовая прибыль может считаться катастрофической, для российского кино в условиях финансового кризиса середины 1990-х годов это было коммерческим успехом [Каленов 1996: 17].