Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

Реакция на фильм в России указывает на то, что критики и среднестатистические зрители, несомненно разделяющие, пусть и неосознанно, убежденность Марголита в том, что «надежда и утешение» – «нормальные» и «достойные» аспекты кино [Марголит 1996: 6], прочли финал фильма как идиллию. В конце концов, несмотря ни на что, дедушка Володя (Михаил Ульянов) ценой невероятных усилий воссоединяется со своей давно пропавшей женой Наташей[174], а прежде всем досаждавший Паша Самсонов, во мгновение ока исцеленный от алкоголизма гипнотизером Ахиры, превращается в заботливого отца и мужа. Тем не менее финал фильма заставляет усомниться в том, что на первый взгляд может показаться наилучшим лейбницевским решением дилемм большинства персонажей. В последней сцене, которая предлагает взглянуть на последующие судьбы героев, мы видим, что Вера устала, но вынуждена постоянно путешествовать со своим супругом – поп-звездой, и даже если классическая Колина фантазия на тему «И кто теперь сожалеет?», в котором он представляет себе опустившегося, пьяного Петю и растерянную Олю, попрошайничающих на улицах, едва ли отражает реальность, все же ее яркое воплощение на экране неизбежно заставляет зрителя задуматься о жизни молодой пары.

Что еще важнее, финал фильма подчеркивает не только двойственность в ожидаемом восприятии аудитории, но также двойственность самого его жанра и тех социальных групп, которые он изображает: если Ахира, нувориш Костя Смирнов и те, кто с радостью принимает их «фантастические дары», принадлежат к миру сказки и действуют соответственно, то два персонажа отказываются от щедрости волшебных помощников и выбирают банальную повседневную реальность – синонимичную с русской провинцией, с которой они уверенно отождествляются. И Катя (старшее поколение), и Коля (молодое поколение) Орловы избирают неприглядный толстовский путь долга и труда в соответствии с принципом, сформулированным Ахирой и переведенным его помощником: «Деньги не приносят счастья, если они не заработаны»[175].

Критики не раздумывая присоединились к Костиному корыстному оправданию прагматичного эгоизма на том основании, что оно мотивировано положительной характеристикой – наличием мечты (то есть мини-утопии, представленной как вариант «американской мечты») – характеристикой, которой Катя подспудно, а Коля явно лишены. Однако все значительные мечты героев в фильме вращаются вокруг денег и сдобренной гламуром любви. Короче говоря, «Все будет хорошо» противопоставляет Мэдисон-авеню и Голливуд Толстому, и то утешение, которое российские зрители нашли в фильме, несомненно связано с тем, что он показывает, не отдавая предпочтения чему-то одному, два разительно различающихся образа жизни, один из которых коренится в западных капиталистических ценностях, а другой – в форме русской самоидентификации, сводящей финансовые соображения в лучшем случае к неактуальности, а в худшем – к заслуживающей осуждения мелочности. Вопреки богатству Смирнова, Катя остается с абсурдным, но любящим ее Семёном, потому что интуитивно понимает, что уже слишком поздно бежать со своим первым любовником, превратившимся в миллионера. Параллельно «моменту истины» своей матери Коля столь же проницательно осознает большую совместимость Оли с Петей[176], а здравый смысл и порядочность толкают его на жест, в котором можно увидеть акт самоотречения. Таким образом, альтернатива идиллии и гротеска, предложенная Анашкиным, оборачивается двумя в равной мере возможными опциями: это, с одной стороны, фантазийное существование, основанное на богатстве, славе и путешествиях (за границу) и ставшее возможным благодаря Смирнову и Ахире, а с другой стороны – традиционный христианский путь стоицизма, труда и моральной целостности, который проповедовал Толстой[177]. Оба варианта на данный момент легитимны, хотя диегезис фильма указывает на то, что с течением времени души и обстоятельства меняются – встроенная тема, которая спасает фильм от приписываемого ему статуса дешевого паллиатива.

В этом фильме вновь музыка проясняет его философские и этические установки. Ария «Summertime» из оперы «Порги и Бесс» Гершвина – это успокаивающая колыбельная, которая в данном контексте намекает на молодость не только Америки, но и ключевого для сюжета фильма незрелого дуэта Пети и Оли. Этой музыке противопоставляется репертуар народного ансамбля под руководством Семёна Тузова, который, как сообщается в фильме, много лет назад привел в восхищение Шостаковича[178]. В конце американская «Summertime» становится частью репертуара русского ансамбля Тузова, который во время свадебного торжества Оли и Коли исполняет ее на народных инструментах, – эта сцена дает понять, что россиянам следует быть открытыми и не бояться, что иностранные элементы вольются в их старую и неприступную эндемичную культуру.