Клишированное, мелодраматичное зло (плохое только потому, что оно зло) Пфаррер приписывает русской мафии и ее представителю – убийце, и это выглядит еще более проблематичным на фоне сочувственного изображения персонажей, которые обычно сами квалифицируются как злодеи, – западноевропейских террористов. Фильм начинается с клише: сидящий в тюрьме ирландец Малкуин выглядит квази-аналогией Ганнибала Лектера – такого же находящегося в заключении злоумышленника, который оказывается единственным, кто может помочь ФБР идентифицировать и поймать другого, менее симпатичного преступника. Первому же появлению Малкуина предшествует напоминание о том, что он, «в конце концов, террорист»; когда Малкуин появляется на экране, Престон называет его «известным убийцей британских правительственных чиновников», а другой агент ФБР добавляет: «…не говоря уже обо всех женщинах и детях, которых [он], вероятно, взорвал». Но Малкуин своеобразно защищается от этих инсинуаций, проводя весьма сомнительное различие: он был снайпером, «а не бомбистом». На это Козлова отвечает, что она не видит большой разницы, – ведь он тоже лишал жизни людей. Однако, Малкуин настаивает, что он просто солдат, заслуживающий того, чтобы покинуть американскую тюрьму и вернуться к себе домой в Ирландию. «Посмотрите, – бросает он вызов Козловой, – даже в России солдаты возвращаются домой, когда мирный договор подписан, не так ли?»
Помимо очернения российских и связанных с Россией преступников и одновременной «санобработки» западных террористов, Пфаррер припасает несколько деталей, продолжающих поддерживать показанный во вступительной сцене монтажный образ развращенной страны. Так, еще в Москве Козлова сообщает своим коллегам из ФБР и МВД, что в 1980-х годах Шакал был тем, кого называют «актив КГБ», – оперативником, известным в то время тем, что для коммунистов совершил «одну бомбардировку и четыре убийства с применением огнестрельного оружия». То, что подобная беспощадность в советском духе сохраняется в России после холодной войны, следует и из параллели между Тереком и КГБ, и из настойчивых уверений одного из офицеров Козловой, считающего, что МВД должно быть «готово проводить допросы [захваченного члена мафии] с максимальной эффективностью». В контрасте между кивком Козловой и репликой Престона «Вряд ли я хотел бы знать, что вы имеете в виду» содержится лицемерный намек на то, что американские силы никогда не опускаются до грубых методов по отношению к своим врагам или заключенным[237]
. В конце концов, когда в Америке международная команда обнаруживает утечку информации, российский посол выражает только недовольство из-за того, что нарушен его дипломатический иммунитет, а виновником, естественно, становится российский полковник Болитонов, немедленно отправленный обратно в Москву, где ему грозит некое «наказание», которое он хорошо себе представляет.