Выцветание красного. Бывший враг времен холодной войны в русском и американском кино 1990-2005 годов

Представленная на экране в сжатом виде под вступительные титры российская история с 1917 по 1990-е годы задает для всего фильма как место действия, так и общий тон для дальнейшего показа страны как источника зла. Сопровождаемые хоровой музыкой[227], вскоре перерастающей в какофонию, черно-белые образы угнетения и угрозы – Ленин, казаки, Сталин, механистично марширующие солдаты, колонны бронетехники, – достигают кульминации в снятых в 1989 году цветных кадрах разрушения Берлинской стены, показанных под аккомпанемент наставления Рейгана: «Мистер Горбачев, разрушьте стену». Затем быстро сменяют друг друга кадры с беспорядками, Горбачевым, Ельциным, жестокостью полиции и пачками долларов, – по мере того как закадровый голос западного репортера усиливает ощущение полного переворота: «…конец советской империи и ее семидесятилетнего эксперимента с коммунизмом [принесли] широкое распространение коррупции и экономические беды, фактически приведшие к взрыву преступности». Эта сцена с титрами показалась Кейтону-Джонсу интересным способом представить «природу истории», которую он описывает как «ФБР, помогающее российским властям подстроиться под вестернизацию России» [Caton-Jones 2008][228]. «Грохочущая, почти индустриальная музыка, – добавляет он, – должна была задавать тон, [чтобы создать] ощущение беспокойства». Если эта увертюра, упрощенно сводящая историю огромного государства двадцатого века к циклу насилия, коррупции и угнетения, напоминает подход канала MTV к русской культуре, то такое сходство вовсе не случайно: к работе над монтажом Кейтон-Джонс привлек лондонский коллектив, специализирующийся на рекламе и поп-видео, а рок-группа «Massive Attack» написала музыкальное сопровождение. «Очень довольному» тем, как эти «забавные титры» создают и «мини-историю», и ощущение беспокойства, режиссеру больше нечего было сказать о России – ни здесь, ни в остальной части фильма. Более того, когда в первой сцене ФБР и МВД совместно осуществляют надзор над московским ночным клубом, мы на самом деле видим на экране улицу в Хельсинки, дополненную наложенным на заднем плане изображением собора Василия Блаженного, который представляет русскую столицу [Caton-Jones 2008].

Почему именно ФБР оказалось в Москве и почему оно помогает внутренним российским правоохранительным органам – вопрос, который задавали многие рецензенты, правда, лишь для того, чтобы отделаться от этой предпосылки как от первой из бесчисленных нелепиц, наполняющих сценарий. Конечно, в экстра-диегетическом плане этот сюжетный ход можно объяснить предыдущими фильмами – «Самолетом президента» и «Миротворцем», – где американские лидеры уже покровительствовали голливудской России. Заместитель директора ФБР Картер Престон (Сидни Пуатье) всегда оказывается поблизости, и даже невероятным образом отдает приказы местной милиции – ведь его опыт в идентификации ДНК может помочь его коллеге, майору Валентине Козловой (Дайан Венора), обвинить российского мафиози Газзи Мурада (Равиля Исьянова) в убийстве мэра. Как обычно, национальные черты здесь выглядят полными противоположностями, и если бы в фильме присутствовал аналогичный уничижительный монтаж американской истории, то он мог бы легко включить такие позорные для нации эпизоды, как суды над ведьмами, Ку-клукс-клан, Уотергейт и избиение полицией Родни Кинга. С одной стороны, то, как Газзи прибывает в огромном лимузине, как приятель встречает его с шампанским и полураздетыми женщинами, а также целая серия его оскобительных реплик, обращенных к Козловой («Что? Нет отката на этой неделе? Чертова рыночная экономика!», «Отсоси, дорогая», «Ты теперь трахаешься с американцами, уродливая милицейская шлюха?», «Ты, шлюха со шрамом»), – все это мгновенно представляет зрителю его как «нового русского», а саму Москву – как очаг неокапиталистического упадка, коррупции в милиции, присутствия мафии и чрезмерного сексизма. С другой стороны, достойное поведение Престона косвенно подразумевает не только превосходство Америки в науке, но и преодоление ею расизма[229]. И, конечно, Пуатье идеален для этой роли как один из первых афроамериканских актеров, получивших признание и известность в 1960-х годах и впоследствии ставших символом преуспевания черных. Далее в этой сцене Престон прерывает оскорбления Газзи в адрес Козловой, а затем заверяет ее в том, что она правильно поступила, застрелив напавшего на нее преступника, – хотя по сути все это создает не столько контраст между Престоном и женоненавистником Газзи[230], сколько ощущение того, что Престон, наслаждаясь своим американским патернализмом, попросту наставляет и без того умную русскую женщину.