— Три дня, — тихо сказала она, и у меня появилось чувство, что, когда прошло три дня, люди начали сдаваться.
— Боже, где папа? Мне кое-что нужно, — я неудобно свернулся, но только для того, чтобы получить очередную порцию боли в моей голове. — Блять! — я закрыл глаза, но это не помогло.
— Папа здесь, — сказала мама, и я услышал шаги, снова входящие в комнату. Я открыл глаза и увидел, что она тянет его ко мне.
— Что нужно, дружище? — спросил он, и я с удивлением вижу, что даже он выглядит испуганным и в то же время расслабившимся.
— Скажем им, чтобы дали мне какую-нибудь нахрен хрень, — выкрикиваю, снова зажмуривая глаза. — Я дышать не могу, ужасно больно.
И это правда. Когда я дышу, болит грудь, от чего еще сильнее болит голова, и это нахер убивает меня!
Папа исчезает секунд на тридцать, и, когда на этот раз возвращается, с ним несколько человек. Вот так вот, есть несколько положительных сторон в том, чтобы быть Поттером, когда половина мира боится твоего отца и говорит: «Откуда?», когда папа велит: «Прыгай». Женщина, у которой на бейдже написано «Мирна», запрокидывает мою голову и заливает мне в глотку зелье, по вкусу напоминающее старые носки. Я борюсь с поднявшимся приступом тошноты, чему я рад секунду спустя, когда оно сразу же начинает действовать. Блаженное онемение растекается по всему моему телу, и мне тут же стало спокойнее и намного веселее. На самом деле, я чувствую себя так, будто покурил что-то совершенно отличное. Хотелось бы, чтобы у меня было что-то покурить. Где, черт побери, Эллиот?
Следующая пара часов проходит быстро, и я не обращаю внимания ни на что и ни на кого. Целители проводят на мне уже миллионный тест, и один из них был довольно позорный и задевающий самолюбие, но мне даже плевать. Все кажется спокойным и мирным, и я это принимаю, думая, что, может, все не так уж и плохо, в конце концов. Люди слушаются каждого моего слова, приносят мне еду и все, что я попрошу. Вообще-то это даже круто. Становится все лучше и лучше, потому что они продолжают и продолжают заливать мне в глотку зелье так часто, что я даже уже перестал замечать мерзкий вкус.
Мама и папа носятся вокруг меня и не спорят друг с другом. На самом деле, они довольно милы, хотя это и немного неловко. Но я всего этого не замечаю, а сижу и думаю, смогу ли взять с собой немного этого зелья в школу, чтобы попытаться распознать его ингредиенты. Это определенно лучшая штука во всей вселенной. Уверен, Роуз разберется, она хороша в такой херне. Я поймаю ее в один из тех дней, когда она не будет меня ненавидеть, хотя это будет нелегко. Но ее будет легче уговорить, если я смогу дать ей попробовать. В конце концов, она может быть раздражающе умной, но она явно не совершенство, и у нее есть задатки плохой девочки. Если мы начнем варить эту херню в школе, мы просто разбогатеем.
Мои мысли прерваны легким стуком в дверь. Папа открыл ее, и в палату медленно вошла Кейт. Слава богу. Как бы мне ни нравилось, что меня балуют, я рад видеть кого-то младше тридцати пяти. Особенно, если это Кейт, и черт, она выглядит шикарно.
Она выглядит напуганной и настороженной, и быстро и нервно мне улыбается, прежде чем повернуться к моим родителям.
— Здравствуйте. Я Кейт, — она сглатывает и пытается им улыбнуться, но у меня ощущение, что она почему-то перепугана до смерти. — Профессор Лонгботтом разрешил мне прийти во время обеда, если вы согласны, конечно.
— Конечно, — ласково говорит мама. Она улыбается мне и говорит:
— Просто позови, если что-то будет нужно. Мы будем в коридоре.
Я киваю, желая, чтобы они поторопились и, наконец, оставили меня с Кейт. Кейт такая миленькая, когда нервная и напуганная. Кейт. Да, Кейт. Они, наконец, уходят, закрывая дверь за собой, и Кейт стоит в другом конце комнаты и смотрит на меня.
— Кейти, — сказал я, улыбаясь ей, последняя порция зелья все еще действует, и все вокруг просто прекрасно.
Она подходит к моей постели и стоит рядом, разглядывая меня. Ее лицо все еще встревоженное, и она кусает нижнюю губу. Я хочу, чтобы она подобралась поближе, чтобы я мог укусить эту губу.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила она.
— Великолепно, — честно ответил я.
— Тебе не больно?
— Я вообще ничего не чувствую, — серьезно сказал я. — Ты могла бы шлепнуть меня по лицу, и я бы не почувствовал.
— Мне проверить эту теорию? — она приподняла брови, и я ей усмехнулся.
— А ты хочешь?
Она лишь качает головой и склоняется надо мной.
— Нет, — и потом она целует меня, сначала очень нежно, и видно, что она боится причинить мне боль. Это не больно, совсем нет, и я целую ее в ответ, раздраженный тем, что у меня работает только одна рука. Но все равно я хватаю ее затылок и притягиваю ближе, из-за чего она теряет равновесие и падает вперед. Она успевает выровнять свое тело надо мной на вытянутых руках по обеим сторонам моего тела.
— Я не хочу сделать тебе больно, — сказала она, отстраняясь немного, чтобы посмотреть на меня. Я притягиваю ее назад здоровой рукой.