Но если один работник не может выполнить норму, то, может быть, ее могут выполнить два зэка? Скажем, Мазур и Спасский вдвоем делают стахановские 150 процентов и записывают их на одного Мазура. Тот получает свои 3000 килокалорий. Спасский же, официально не выполнивший никакую норму, получает штрафной паек в 1000 килокалорий. Эти пайки они объединяют и делят на двоих. На каждого получается по 2000 килокалорий, то есть больше, чем гарантийка.
По такой же схеме могут трудиться и остальные, объединяясь в двойки, тройки и четверки – в зависимости от физического состояния и способности работать.
Спасский, выслушав от Мазура всю эту арифметику, просветлел лицом.
– А что, – сказал он, – это идея. Может быть, при таком подходе даже и выживем. Тут есть над чем подумать…
Однако подумать им не удалось.
Вечером, часов около десяти, дверь в барак отворилась с пушечным звуком, и внутрь ввалилась орава уголовников человек примерно из десяти.
– Люди есть? – коротко спросил блатарь, шедший впереди всех. Ответом ему было растерянное молчание – «людей», то есть блатных в бараке не было.
– Давай общее построение, – велел блатарь бригадиру Кочеткову.
– Встать! – заорал бригадир.
Растерянно моргая глазами, заспанные фраера полезли с нар. Почему надо было вскакивать посреди ночи и стоять навытяжку перед компанией воров, никто им не объяснил, да они и не спрашивали, просто стояли и вопросительно пялились на блатных, чьи резко очерченные, страшные хари казались им рожами демонов из преисподней. Страшнее всего смотрелась физиономия пахана, вора в законе по прозвищу Лёлек. Стриженный под ноль, с лобастой головой и длинным клювастым носом, он стоял, поджав тонкие губы, и исподлобья разглядывал заключенных страшными бездонными глазами. В пальцах его бабочкой мерцала заточка, которую неизвестно как пронес он мимо вертухаев на входе.
– Явились, друзья народа, не запылились, – злобно прошептал Спасский.
– Почему друзья народа? – удивился Мазур.
– Потому что вы, контрики, социально чуждые и враги народа. А они, значит, социально близкие – и друзья, – объяснил бытовик, стараясь стоять так, чтобы лицо его было скрыто в тени.
Тем временем главный блатарь закончил беглый осмотр барака и, кажется, остался доволен.
– Наше нам, и ваше тоже нам, – сказал он, на особый воровской манер смягчая шипящие. – Как жизнь, фраера?
Обескураженные зэки застыли – одни не знали, как отвечать на такой вопрос, другие знали, да помалкивали, чтобы лишний раз не светиться.
– Когда вор в законе спрашивает, как жизнь, ответ может быть только один: прекрасно, а будет еще лучше, – наставительно заметил Лёлек. – Мы с вами твердой стопой идем к коммунизму, так какая у нас еще может быть жизнь? Или есть тут такие, которые не желают коммунизма и которым товарищ Сталин не отец народов?
Таковых самоубийц в бараке, как и следовало ожидать, не нашлось.
– Хорошо, – сказал вор, – по идеологии у нас расхождений нет. Теперь главный вопрос: машки и зойки имеются?
Камера ошеломленно молчала, не все даже, кажется, поняли суть вопроса. Стоявший за спиной блатного молоденький кудрявый воренок гадко заулыбался.
– Значит, нет, – кивнул блатарь. – Ничего, будут.
И он не торопясь пошел вдоль скучившихся заключенных. Бывалые бытовики старались не встречаться с ним взглядом, иван иванычи глядели на вора с пугливым недоумением. Еще несколько шагов, и вор непременно увидел бы стоявшего за спиной Мазура Колю Васнецова, который с любопытством вытягивал шею вперед.
– Под шконку, быстро, – шепотом велел ему Мазур, но тот замешкался, не понимая, чего от него хотят.
И тогда Андрей Иванович сильно, но мягко толкнул его так, что тот упал и закатился под нары. Иван иванычи немедленно сомкнули ряды, чтобы скрыть паренька от жадных глаз уголовника.
Лёлек подозрительно глянул туда, откуда донесся шум.
– Что у вас там за шухер? – осведомился он.
– Нога зачесалась, – простодушно отвечал Мазур.
– Ну, так почеши, – великодушно разрешил уголовник.
– Уже, – отвечал лейтенант.
Лёлек прищурился на него: фраерок, кажется, шутки с ним шутит?
– Никак нет, – отвечал Мазур. – Как-то, извиняюсь, не до шуток мне.
– Какой масти? – спросил хмурый лысый блатарь, стоявший справа от Лёлека.
– Честный фраер, – отвечал лейтенант.
Уголовники почему-то засмеялись. Лысый блатарь сказал, что у Мазура его 58-я статья на лбу написана, – его спрашивают, какая у него гражданская специальность. Андрей Иванович отвечал, что он физик.
– Образованный, значит, – кивнул Лёлек. – Ро́маны тискать умеешь?
«Тискать романы» значило пересказывать сюжеты книг и фильмов – одно из любимейших развлечений воров в неволе. Человек, способный тискать романы, попадал сразу в привилегированное положение шута при короле. Его не третировали воры, его грели, то есть подкармливали, ему предоставлялись верхние нары – и не потому, что он уравнивался в правах с блатарями, а потому, что на лежавших внизу обычно падал мусор и лилась всякая дрянь сверху, где наслаждались жизнью блатные. Зачуханный, грязный рассказчик был бы неприятен пахану, поэтому нужно было следить за его чистотой и внешним видом.