Выжига, или Золотое руно судьбы

Правда, в этом положении были и свои опасности. Если «ро́ман» не нравился, тискальщик мог подвергнуться унижению и остракизму, а если находился более умелый рассказчик, мог и вовсе рухнуть на самое дно камеры, к чушкаря́м[18] и обиженным[19], – воры в своих привязанностях не отличались особенным постоянством.

Несмотря на первую ходку, Мазур все это знал – рассказывали опытные люди. Понятно, что тискать романы для уголовной публики не очень-то ему хотелось. Тем более память на литературу была у него неважная – общее содержание помнил, а детали и изгибы сюжета – нет. Вот потому и не стал он лезть на козырное место, сказал, что тискать романы не умеет.

– Я, – сказал, – физик, а не филолог. А книжку проще самому прочитать.

Лёлек брезгливо оттопырил губу: фраерок, хоть и образованный, оказался с душком, толку от него было чуть. К тому же в словах собеседника блатарь разобрал легкое презрение ко всему уголовному сословию, которое, видите ли, не способно даже книжку прочитать самостоятельно.

– Ладно, – сказал Лёлек, – не хочешь романы тискать, так мы тебе другое дело найдем.

Уголовная кодла при этих словах нехорошо засмеялась. Лёлек совсем уже собрался идти назад, к угловым, самым козырным нарам, но тут под нижней шконкой, где прятался Коля Васнецов, раздался шорох.

– Чего там у вас? – насторожился пахан.

– Крыса, – нашелся Мазур.

– Вы, фраера, совсем оборзели – крыс в хате разводите? – нахмурился вор.

– Да нет, после ужина забежала, не успели еще поймать, – отвечал лейтенант.

Блатарь велел своим шестеркам изловить крысу и выбить ей все зубы, чтобы уважала воровской закон и жила по понятиям. Под радостный гогот уголовников из-под нар выволокли несчастного Колю Васнецова. Тот вертел головой и в ужасе дергал кадыком, бормоча: «Не надо, не надо!»

– Вот и зойка, – благодушно заметил пахан, – а говорили – нет никого. Нехорошо папу обманывать, папа вам за это спасибо не скажет. Давай его сюда!

И он показал на угловые нары, откуда воровские шестерки уже согнали бригадира, тертого фраера Кочеткова.

Мазур встретился взглядом с Васнецовым. В глазах парнишки застыл смертельный ужас.

– Дядя Андрей! – закричал тот отчаянно. – Дядя Андрей, спасите!

Мазур сделал было шаг вперед, но Спасский уже впился в него сзади, как клещ, зажал руки, чтобы не выдирался.

– Не рыпайся, – шептал он ему на ухо, – стой тихо, если жизнь дорога. Это не люди – блатняк. В одну секунду на ножи поставят.

Бьющегося в истерике Васнецова блатари поволокли в угол. Он тихо кричал уже без слов, на одной высокой тонкой ноте: «И-и-и-и!» Со стороны казалось, будто стая волков схватила олененка и тащит в чащу, чтобы без помех растерзать там его живьем.

Спустя несколько секунд Колю бросили перед паханом. Тот смотрел на него сверху вниз с каким-то людоедским выражением на темном лице. Тем страшнее показался зэкам его ласковый голос, который сейчас, кажется, доходил до самых дальних углов барака.

– Что ты, маленький? – проговорил Лёлек елейно. – Иди ко мне. Не бойся, дядя Лёлек тебе плохого не сделает…

И он даже встал со своих нар и потянул руку к сидящему на полу Коле, который лишь глядел на него обезумевшими глазами, дрожал и всхлипывал.

Но руку эту неожиданно отвела другая рука – крепкая и решительная. Лёлек поднял взгляд и увидел, что рука эта принадлежит Мазуру.

– А, – сказал он, – физик-химик. Тебе чего?

– Отпусти парня, – попросил лейтенант.

Брови у пахана поднялись вверх.

– Отпустить? Это с какого такого перепугу? – хмыкнул он. Угодливо засмеялись стоявшие рядом шестерки.

Мазур ответил не сразу, он что-то прикидывал.

– Это мой родственник, – сказал он наконец. – Племянник. А я его дядя.

– Да хоть бы и тетя, – глумливо отвечал блатарь. – Хоть бы и троюродная бабушка. Или ты сам вместо него будешь мне пятки чесать?

Лейтенант опустил взгляд на парнишку. Тот глядел на него снизу вверх преданным собачьим взором.

– Шуруй на место, – велел ему Мазур.

Колю дважды просить не пришлось. Не поднимаясь на ноги, как был, на четвереньках, он быстро побежал в другой конец барака, прямо к своим нарам и снова забился под них.

Пахан изумленно проводил его взглядом и повернулся к Мазуру.

– Я тебя спрашиваю, фраер, ты мне будешь пятки чесать?! – повторил Лёлек, и в голосе его громыхнула гроза.

– Никто никому ничего чесать не будет, – отвечал лейтенант решительно. – У нас тут все зэки в одном положении, все между собой равны.

Громовой хохот был ему ответом. Примерно на этот эффект и рассчитывал Мазур. Ничего, пусть блатари посмеются над ним, дураком, авось, немного утихнет их звериное начало.

Впрочем, сам пахан не смеялся. Он, прищурясь, глядел на борзого зэка, как бы оценивая серьезность его заявлений. Выходило, что тот серьезен, что клоуна из себя не строит. Может, дерзкий фраер с ума сошел? В любом случае терпеть такую наглость было нельзя.

– Ты обурел? – заговорил наконец Лёлек. – Я тебя спрашиваю, бажбан, ты обурел? Ты понимаешь, что я сейчас с тобой сделаю?

Сказано было негромко, но так страшно, что смех воров утих почти мгновенно, и остатки его осыпались прямо на холодный пол барака.