Как случилось, что Мазур по дороге не срисовал капитана Горового, об этом пусть судят компетентные инстанции. Может, ослепила его долгожданная свобода, а может, просто капитан был очень осторожен. В конце концов, был он не просто фраер, пальцем деланный, а целый следователь НКВД, а там, извините, дураков было тоже не так чтобы очень много и уж, во всяком случае, гораздо меньше, чем этого бы хотелось контрикам, шпионам и предателям нашей советской родины. Хотя, справедливости ради заметим, что Горовой несколько изменил свою внешность, чтобы Циркуль не срисовал его слишком рано. Теперь на капитане была кепка и усы подковой, которые странным образом довольно сильно меняли выражение его лица.
Вот так и вышло, что, следуя за Мазуром по улицам Иркутска, капитан незаметно сопроводил его прямо до гостиницы «Центральная», где тот благополучно и поселился в отдельном одноместном номере.
– Ага, – сказал сам себе капитан, – значится, деньги у нас есть.
Заселившись в ту же самую гостиницу, только в двухместный номер, Горовой вышел в фойе и уселся в кресло, справедливо полагая, что Мазур не затем приехал в город, чтобы штаны в номере просиживать. Расчеты его быстро подтвердились: очень скоро дезинфектор тоже спустился в фойе и подошел к дежурной. Сидевший от них метрах в пяти капитан расслышал только «зубы вставить» и «частник», но и этого было достаточно.
В том, что вчерашний зэк хотел вставить зубы, не было ничего странного – цинга в лагере была почти повальной, зубы у заключенных выпадали с космической скоростью. Странно было, что зэк, во-первых, хотел сделать это у частника, во-вторых, не дотерпел до родного Ленинграда, откуда он был родом и куда теперь, после освобождения и реабилитации, по идее, и должен был направляться. Это навело капитана на кое-какие мысли, которыми, впрочем, он не стал ни с кем делиться, тем более что делиться-то было и не с кем.
Получив нужный адрес, Мазур вышел из гостиницы, споро переставляя по дуге свою негнущуюся ногу.
Посидев в фойе еще секунд десять, капитан поднялся и не торопясь направился следом за Циркулем. Тот сел в трамвай, причем вскарабкался туда в самый последний момент, так, что Горовой даже и среагировать не успел. Трамвай дал звонкую трель и покатился вперед. Горовой не растерялся и прыгнул прямо на колбасу, то есть на торчавший позади трамвайного вагона шланг пневматического тормоза. Это место, когда-то любимое беспризорниками, после войны снова стало популярным: часто случалось, что на колбасе ездили опоздавшие на трамвай или просто безбилетники. Место было не самое удобное, но вполне пригодное для езды, главное было не свалиться на полном ходу. Борзый усач, на ходу оседлавший трамвайную колбасу, вызвал веселое удивление у пешеходов, но капитан не обращал внимания на крики и смех – главное было, чтобы его не заметил Циркуль.
Трудность состояла еще и в том, что всякий раз на остановке нужно было слезать с колбасы и выглядывать из-за вагона – не сошел ли с трамвая объект? И если он не сошел, надо было успеть снова взгромоздиться на колбасу и катиться дальше.
На пятой остановке Мазур наконец сошел с трамвая. Слез со своей колбасы и капитан и, соблюдая все меры предосторожности, устремился следом за бывшим дезинфектором.
Трамвай привез их в ту часть города, где не было многоэтажных строений, кругом стояли частные, как правило одноэтажные, дома. В один такой дом, окруженный зеленым палисадником, вошел и Циркуль. Горовой за ним не последовал, наоборот, отошел на другую сторону улицы и, удобно устроившись под сенью могучей осины, стал наблюдать. Впрочем, наблюдать он мог только за фасадом дома, сами внутренности жилища были надежно скрыты цветастыми занавесками, висевшими на окнах.
Тем временем Мазур позвонил в электрический звонок на скромной серой двери. Спустя минуту дверь открылась, и на пороге явился высокий мужчина в очках, с высокими залысинами и острой мушкетерской бородкой.
– Здравствуйте, Федор Николаевич, – сказал Мазур, глядя на него снизу вверх.
– Чем могу? – поинтересовался Федор Николаевич.
– Я хотел бы вставить зубы…
Высокий человек внимательно осмотрел его с ног до головы, потом сказал:
– Это вам в поликлинику, милейший.
И сделал движение, как бы желая закрыть дверь. Однако Мазур придержал дверь рукой.
– Понимаете, доктор, – сказал он доверительно, – все дело в том, что я не здешний. К тому же у меня сложная челюсть, дело не терпит отлагательств.
И добавил с нажимом:
– Таксу я знаю.
Очевидно, последняя фраза показалась доктору особенно убедительной. Он бросил осторожный взгляд по сторонам, как бы желая убедиться, что никто их не видит, потом повернулся и вошел в дом. Дверь, впрочем, он оставил открытой.
Мазур, истолковав это как приглашение, устремился внутрь. Оказавшись в доме, он аккуратно прикрыл за собою дверь и проследовал прямо в кабинет. Федор Николаевич молча кивнул ему на высокое зубоврачебное кресло, сам надел халат и принялся мыть руки в раковине под тонкой струйкой воды.
Осмотр несколько затянулся. Доктор морщился, цокал языком: