Выжига, или Золотое руно судьбы

Первый шаг был самым простым – Петр Иннокентьевич вызвал к себе в следственную часть Мазура и, глядя на него пронзительными, как казалось самому Горовому, а на самом деле белесыми водянистыми глазами, спросил, как в лоб ударил:

– Ну что, Мазур, будем колоться?

И не торопясь, со значением выложил перед собой на стол пухлую серую папку с надписью «Дело», чтобы дезинфектор понимал, что столько на него собрано свидетельств и доказательств, что самое лучшее не ждать у моря погоды, а немедленно во всем покаяться. Как известно, признание – царица доказательств, и если подозреваемый признается сам, то ему за сотрудничество выйдет скощуха, а следователю не нужно будет пуп рвать, выискивая доказательства преступления.

– Будем колоться? – повторил он еще раз, видя, что Мазур лишь молча глядит на него небесно-голубыми, слегка поблекшими от тяжелой лагерной жизни глазами.

– Никак нет, гражданин начальник, – улыбнулся дезинфектор.

– Это почему? – удивился следователь.

– А чего мне колоться? Я же ничего не сделал!

Все вы ничего не сделали, привычно хотел сказать капитан, но споткнулся о внимательный и лукавый взгляд заключенного. Такого жизнерадостного зэка он не видел давно. Нет, среди блатарей, конечно, попадались балагуры, устраивавшие из допроса целый цирк – такая уж их специальность, фарт, как известно, угрюмых не любит. Но чтобы веселились политические – это было что-то новое. Значит, жизнь у него тут недурная и в себе он уверен.

– А сам как думаешь, чего я тебя вызвал?

Это был ход, проверенный годами службы в НКВД. Неопытная публика пыталась угадать, что имеет в виду следователь, по наивности выдавая какие-то свои вины и страхи, пусть и ничтожные, но за которые можно было зацепиться и раскручивать потом нить допроса. Но и опытные, бывалые, все равно начинали мандражировать, а подозреваемый, выведенный из равновесия, – это уже добыча.

Но дезинфектор, видно, был тертый калач.

– Поговорить вам захотелось, гражданин начальник, затем и вызвали. – Улыбка на его физиономии сделалась еще ослепительнее, такие бывают только у цыган да уголовных, но уж никак не у пятьдесят восьмой статьи.

Горовой даже оторопел от такой наглости.

– В смысле? – грозно сказал он.

– В прямом, – с охотою отвечал Мазур. – Кругом народ дикий, блатата да бытовики, а вы человек интеллигентный, с понятием. И вот нашли, так сказать, родственную душу, тоже интеллигентного, образованного, культурного даже. А культурный культурного всегда поймет, я правильно излагаю?

«Чего он лыбится, сука? – с неприязнью думал капитан, заглядывая в ящики стола: этот прием он использовал, когда надо было подумать, как дальше вести допрос. – Чему радуется, тварь?!»

Ответа на этот вопрос он так и не получил, как, впрочем, и на многие другие. Как он ни старался, ничего определенного добиться от Циркуля в тот раз ему не удалось.

Тогда Горовой решил проследить за деятельностью дезинфектора в надежде обнаружить какие-то преступления или хотя бы нарушения с его стороны. Однако как за ним следить? Самому инспектировать дезкамеру, ходить за Мазуром? Смешно, только отсвечивать попусту, да и времени у него на это нет. Поэтому для слежки был привлечен блатарь по кличке Дрель, чтобы тот незаметно наблюдал на Мазуром.

Однако все усилия пошли насмарку: в течение месяца Дрель следил за Мазуром, но ничего подозрительного не обнаружил, о чем с каким-то нездоровым энтузиазмом сообщил капитану. Тот сменил филера на более расторопного, но и второй ровным счетом ничего не добился. Если верить соглядатаям, почти все время Циркуль проводил в дезкамере, никуда дальше столовой и библиотеки не ходил, с другими заключенными вне работы не встречался.

Такая стерильная чистота казалась вдвойне сомнительной. До того сомнительной, что капитан даже стал подозревать своих агентов-блатарей. Не могли ли они спеться с Циркулем и отмазывать его перед следователем? Теоретически могли, вот только зачем им это? И чем в таком случае мог он подкупить урок, которые испытывали традиционное презрение и брезгливость к фраерам вообще, а к политическим тем более?

Капитан почувствовал, что его охватывает азарт. Теперь он лепил дело не для галочки, не для благодарности начальства и даже не для новой звезды на погон. Теперь это уже был личный счет. Что такое представляет собой неуловимый и скользкий, как налим, Мазур? Чтобы выяснить это, придется пойти путем классиков, которые говорили: «Если враг не сдается, его уничтожают». Лейтенант явно не желал сдаваться, что ж, посмотрим, как он запляшет, когда его прижмут по всей чекистской науке.