Человек зажал под мышкой крепкую трость со стальным набалдашником и начал спускаться на перрон. Правая нога у него не сгибалась, и он нес ее вытянутой немного вперед, как некое приспособление для перемещения. Опустившись наконец вниз и достигнув земли, он вытащил из-под мышки трость и довольно резво зашагал по платформе, ловко подтягивая больную ногу по окружности, отчего сделался похожим на движущийся по ватману циркуль.
Спустя несколько секунд из вагона выглянул еще один пассажир. Кривой нос, ледяные глаза, шрам на правой брови – лицо пассажира было грубым, одновременно подозрительным и высокомерным, какое бывает у лагерных конвоиров-вертухаев. Это, однако, был не простой вертухай, а работник следственного отдела прииска «Лучезарный» Петр Иннокентьевич Горовой. Дело свое он исполнял рьяно и многим зэкам попортил жизнь, навесив им дополнительные сроки за реальные и выдуманные прегрешения. Однако с приходом новых времен против него самого начали служебное расследование, и Петр Иннокентьевич вынужден был уволиться с прииска и искать счастья в других местах.
После смерти Сталина образцово выстроенное здание ГУЛАГа зашаталось, дало многочисленные трещины и стало расползаться буквально на глазах. А инициировал этот распад не кто-нибудь, а отец родной, Маршал Советского Союза и министр внутренних дел, всемогущий Лаврентий Берия.
«Цветок душистый прерий – Лаврентий Палыч Берия», – умиленно пели о нем в сороковые с подачи знаменитого советского драматурга и сидельца Эрдмана. Однако в пятидесятые, после смерти отца народов, интонация резко сменилась на глумливую.
– хихикали интеллигенты и вчерашние враги народа.
А оплот советской власти – пролетарии и колхозники – выступали еще более определенно. И рядом с огромными цехами, и у деревенских околиц раздавались частушки вроде этой:
Что там на самом деле оторвали на суде Лаврентию Палычу, знали, вероятно, только его коллеги из ЦК, вот только до нового, 1954 года он не дожил. По слухам, Берия был расстрелян прямо возле новогодней елки 23 декабря 1953 года по приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР.
Самое удивительное, что никто не заступился за некогда всесильного наркома, даже преданные ему без лести работники органов. И, как говорят, случилось это потому, что органы обиделись на своего бессменного председателя и посчитали, что они, органы, были Берией преданы.
Спустя три недели после смерти лучшего друга детей и полярников товарища Сталина, а именно 26 марта 1953 года, Берия подал в Президиум ЦК КПСС докладную записку с проектом указа об амнистии. Проект был на удивление гуманный, он предусматривал освобождение всех заключенных, которые были осуждены на срок до пяти лет. Кроме того, планировалось освободить беременных женщин, несовершеннолетних, а также пожилых и тяжелобольных заключенных. Предложенная Берией амнистия не затрагивала осужденных за бандитизм, умышленное убийство, контрреволюционные преступления и хищения социалистической собственности в особо крупных размерах. Кроме того, он предлагал вдвое сократить срок наказания осужденным, которые не подпадали под амнистию, и отменить ссылку для политических, то есть тех, кто отбывал заключение по 58-й статье.
Берия, о жестокости которого ходили легенды, почему-то предложил смягчить уголовную ответственность за нетяжкие преступления, а за хозяйственные, бытовые и должностные преступления наказывать в административном, а не уголовном порядке. Берия также направил председателю Совмина Маленкову отдельное представление об амнистии всех, осужденных внесудебными органами, прежде всего «тройками» НКВД и Особым совещанием ОГПУ-НКВД-МГБ-МВД с последующим полным снятием судимости.
Какую цель преследовал Лаврентий Палыч, предлагая меры, которые шли вразрез со всей его предыдущей деятельностью, знал, вероятно, только он один. Ходили слухи, что, выпуская на волю преступников, он хотел посеять хаос в стране и захватить власть. Так или иначе, на следующий день после его записки Президиум Верховного Совета СССР принял указ «Об амнистии», в который вошли многие предложенные Берией меры.
В результате амнистии на свободу вышли больше миллиона заключенных, в том числе почти сто тысяч политических, то есть осужденных по пятьдесят восьмой статье, но не входивших в категорию особо опасных преступников. Кроме того, досрочно освободили всех высланных, то есть тех, кому запрещалось проживать в определенных местностях и городах, а саму категорию «высланных» упразднили. Была освобождена и часть ссыльных.
И хотя самого Берию спустя девять месяцев благополучно расстреляли, но запущенный им маховик смягчения законов и реабилитации продолжал свое удивительное для советской власти движение.