Выжить любой ценой

Столкнувшиеся лодки продолжали плыть рядом; одна толкала другую носом, заставляя все сильнее отклоняться от первоначального курса и направляя ее параллельно берегу. Убийца, балансируя на широко расставленных ногах и держа пистолет в опущенной руке, выстрелил в лежащего еще дважды, затем развернулся к своему лодочнику и опять открыл огонь.

— Давай, давай! — заорал Данко, толкая Роднина в спину. — Туда, туда!

— Убьют ведь, — возразил товарищ, не торопясь подчиняться приказу.

Лодочник, обреченно всплеснув руками, обрушился в воду и, не погружаясь полностью, поплыл по реке лицом вверх.

Оттолкнув Роднина, Данко бросился заводить мотор. Получилось у него это с третьей попытки, когда убийца уже уселся на корме захваченного судна, чтобы взять управление на себя. Прежде чем набрать скорость, он развернулся и несколько раз выстрелил в сторону сампана.

Всхлипнув, Роднин ничком упал в лужу на дне. Данко отчетливо услышал, как одна из выпущенных пуль ударила в столб навеса, тут же ощетинившийся иглами щепок.

За уходящей моторкой потянулся белый, бурлящий, постепенно расширяющийся хвост. Но сампан не уступал ему в быстроходности. Моторы хоть и были старенькие, автомобильные, темные от мазута, но зато вращали вал винта с удвоенной силой. Нельзя сказать, что это позволяло мчаться по реке со скоростью стрелы, но и катер впереди принадлежал не Джеймсу Бонду.

«Догоню», — решил Данко. Он увеличил обороты и взялся твердой рукой за отполированный рулевой штурвальчик.

— Ты в порядке? — спросил он у Роднина, вспомнив наконец о его существовании.

— Пока да, — был слегка удивленный ответ.

— Если опять будет палить, не высовывайся. Но это вряд ли.

— Почему?

— Похоже, он расстрелял все патроны, — пояснил Данко, глядя прямо перед собой и щурясь от ветра. — А перезаряжаться ему некогда. Я ему не позволю. Ты классный корабль выбрал, Женя, молодец.

— Старался, — буркнул Роднин.

На самом деле он надеялся, что выбрал самый медленный и неповоротливый сампан из всех, что имелись в наличии. Эта гонка не должна была увенчаться успехом, потому что чья-то победа — это всегда и чье-то поражение. В данном случае проиграть мог Роднин, а ему этого совсем не хотелось.

— Давай я тебя заменю, — предложил он, отряхивая мокрые штаны. — У меня опыта больше.

— Не надо, — коротко отрезал Данко.

— Но…

— Помолчи, ладно?

Хорошо еще, что не «заткнись». Сопя, Роднин поднял взгляд. Беглец опасно подрезал джонку, закачавшуюся на волнах вместе с негодующими пассажирами. На соседнем прогулочном судне все оторвались от своих напитков и бросились к борту, чтобы заснять две лодки, пронесшиеся совсем рядом, точно привязанные друг к другу.

Сидящего на корме Данко то и дело окатывало тучами брызг, мокрая одежда, обдуваемая встречным ветром, холодила тело. Не отставая от убийцы, он обогнул длинную баржу, груженную бревнами, с которой что-то кричал толстяк в трусах и капитанской фуражке.

Убийца оглянулся на преследователя, затем снова уставился вперед, втянув голову в плечи. Данко находился так близко, что мог бы пересчитать позвонки на его согнутой спине. Однако расстояние между ними увеличилось после того, как моторка, дернувшись из стороны в сторону, неожиданно нырнула в устье клонга.

Данко среагировал не сразу, а потому пронесся мимо, после чего ему пришлось круто разворачиваться, преодолевая течение. Сампан почти лег на бок, и Данко увидел совсем близко треугольную змеиную головку, высунувшуюся из воды. Потом равновесие восстановилось. Ревя сдвоенными моторами, сампан ворвался в канал, где пришлось быть куда более точным, внимательным и осторожным, чем на открытом пространстве.

У берегов стирали, купались, намыливали головы, причем мужчины входили в воду голыми, а женщины были в своих саронгах до пят. Когда навстречу выдвинулось грузовое судно, просевшее почти до бортов под тяжестью наваленных на палубу мешков, Данко был вынужден промчаться так близко к дому на сваях, что едва не разнес в щепки утлую лодчонку со старухой, замахнувшейся на него веслом. Куры в клетке, которых она везла, негодующе закудахтали, а сама она еще долго сыпала визгливыми проклятиями, глядя вслед удаляющемуся сампану.

— Сбавь ход, Дан, — попросил Роднин. — Так ведь недолго и разбиться. И на речную полицию можно нарваться.

— Не мешай, — процедил Данко.

Он удачно вписался в поворот, ворвавшись в новый канал, гораздо более узкий. Здесь между мостками и лачугами на сваях оставалось не более шести метров свободного пространства. Ни туристов, ни встречных барж, только юркие тайские лодки, спешащие уступить место сначала моторке, а потом преследующему ее сампану. Но кто-то уже уронил в воду мешок с рисом, кто-то швырнул в Данко дохлой крысой, а кто-то попытался достать его острым багром.

Убийца опережал его примерно на тридцать метров. Коротко оглянувшись, он опять свернул в протоку, где уже не было лачуг и людей, а только джунгли, раскинувшиеся над темной, стоячей, почти болотной водой.