Выжить любой ценой

Сампан находился в полосатой тени, отбрасываемой дощатым настилом. Автомобильные скаты, предохраняющие борта от повреждений при столкновениях, со скрипом терлись о замшелые сваи. Циновки на дне были залиты водой, в которой плавала рыбья чешуя. Под навесом красовался алтарь с блестящими статуэтками и чем-то вроде медной пепельницы, наполненной золой. Понюхав, Роднин определил, что здесь жгли благовония. Хозяин оказался религиозным человеком. Хотелось бы и самому верить во что-то, кроме себя и удачи. Потому что сам себе он не нравился, а удача улыбалась не так часто, как хотелось бы.

Роднин снова сплюнул в воду, водя взглядом по сторонам. Не хотелось бы ему, чтобы появился этот человек, пообещавший рассказать о том, что произошло в «Красном драконе». Это полностью разрушало план Роднина.

Считал ли он Данко своим другом? Да, конечно. Но дружба — это взаимовыгодный и равноценный обмен эмоциями, временем, услугами, хотя бы минимальными материальными ценностями. А что видел Роднин от Данко за все годы их общения? По своей сути их дружба являлась лишь замаскированной формой соперничества. Недаром она началась с драки, недаром.

Женя Роднин тогда сильно разозлился. Но еще больше — испугался. Данко был здоровенный лось, хорошо, что под шофе, иначе бы от Роднина только мокрое место осталось. Выстоять против него в кулачном бою было совершенно нереально. Вот почему Роднин вцепился в него: чтобы увлечь на снег и продолжить поединок в лежачем положении, не грозившем особыми увечьями. Как он и надеялся, их разняли. Но показать себя слабаком не хотелось, поэтому на прощание Роднин пригрозил Данко расправой.

На самом деле это была обычная болтовня, размахивание кулаками после драки. Но Данко решил, что имеет дело с равным, с таким же бесстрашным и сильным парнем, каким был сам. Естественно, Роднин его разубеждать не стал. Так завязалась их дружба.

В принципе, пользы от нее было больше, чем вреда, поэтому она вполне успешно растянулась на многие годы. Порой Данко выполнял роль ледокола, ломящегося вперед и увлекающего за собой товарища. Но случалось и так, что более хитрый и изворотливый Женя Роднин находил обходные пути, и тогда лидировал он. А серьезных причин для ссор у них как-то не возникало, поэтому и не разбежались, когда молодость прошла.

Во-первых, Данко ни разу не попросил в долг, даже в худшие для себя времена. Во-вторых, обзавелся женой-красавицей, в компании которой было так приятно находиться. Роднин спал с ней всего один раз, но этого ему вполне хватило. Он получил над Юлей власть, а через нее — и над Данко, который в его глазах навсегда остался рогоносцем. Роднин завладел ключами от шкафа, в котором хранился, возможно, самый грязный, самый стыдный секрет Максимовых. Одно его слово — и их брак распадется.

Роднин самодовольно улыбнулся.

Юлия пришла к нему одной душной летней ночью, хмельная и бесшабашная, веселая и одновременно злая. Из одежды на ней были лишь босоножки, белые хлопчатобумажные трусы и оранжевый сарафан без бретелек. Все это было сброшено на пол после бутылки красного шампанского, которую Юлия принесла с собой.

Она подозревала Данко в измене, он все отрицал, и они, как водится, поругались. Роднин выслушал жену друга с живейшим участием, погладил ее по завитым, жестким от лака волосам, прижал к своему плечу, отечески похлопал по спине. А дальше все пошло само собой — как по маслу.

И проснулась Юлия поутру, и протрезвела, и засобиралась домой, совершая такие нервные движения, что никак не могла подобрать с пола свои трусики.

— Не спеши, — сказал ей Роднин. — Данко все по глазам поймет сразу.

— Не поймет, — буркнула Юлия, одеваясь. — Я не собираюсь ему в глаза глядеть.

Она была такая красивая, что даже после обладания ею ночью Роднин почувствовал возрастающее желание.

— Не спеши, — повторил он, схватил ее за руку и повалил на кровать.

На этот раз, когда Юлия сперва сопротивлялась, а потом просто терпела, ожидая, пока ее отпустят, Роднин испытал гораздо более острое наслаждение. Его подстегивала мысль о том, что под ним не просто невероятно красивая женщина, а жена его друга, который сейчас места себе не находит.

Он рычал, терзал, тискал и двигался в неутомимом бешенном ритме, пока Юлия тоже не заразилась от него этой лихорадочной, нездоровой страстью. Если ночью она просто отдавалась первому попавшемуся мужчине, чтобы согнать лихую хмельную злость, то тем утром все было по-настоящему. Она пылала, трепетала, кричала и сотрясалась всем телом, пока не застыла, разметав волосы по подушке — точно умерла.