Выживает сильнейший

— Спрашивайте о чем хотите, но если вы будете делать упор на моей работе, ответ останется прежним: я — чиновник. Никаких взрывающихся ручек.

— И все же, сэр. Будучи подданным Израиля, вы не можете не иметь врагов…

— Их по меньшей мере двести миллионов. Несмотря на то что сейчас мы встали на дорогу к миру, а? — Кармели впервые улыбнулся.

— Тогда почему вы так уверены в том, что тут не замешана политика? Чем бы вы здесь ни занимались, вы прежде всего — представитель правительства Израиля.

— В основе политических преступлений лежит ненависть, которую испытывают по отношению к нам арабы, — не сразу ответил Кармели, рассматривая носки своих ботинок. — В городе их тысячи, и у многих есть совершенно четкие политические убеждения. Но целью выходок самых отъявленных террористов является привлечение к себе внимания, а вовсе не смерть одного ребенка, мистер Стерджис. Автобус с детьми — да. Реки крови, куски тел, телекамеры, наведенные на раскрытый в агонии рот. Бомбы, которые умеют так громко взрываться, мистер Стерджис. В буквальном и переносном смысле. Несколько лет назад, когда палестинцы в Газе и на Западном берегу обнаружили, что, забросав наших солдат камнями, они в глазах всего мира стали героями, им пришло в голову обзвонить все информационные службы и предупредить журналистов о своих еще только готовящихся выступлениях. Приехала одна группа телевизионщиков… — Он хлопнул в ладоши над столом, и в воздух взметнулось облачко сигаретного пепла, медленно оседавшее на его брюки, на диван, на пол. — Ваши коллеги, детектив, информировали меня о том, что… преступление было необычным из-за недостатка насилия. Вы согласны с ними?

Майло кивнул.

— Уже только это убеждает меня в том, что политической подоплеки в нем нет.

— Уже только это? У вас есть что-нибудь еще?

— Пытаетесь интерпретировать мои слова, мистер Стерджис? Мне показалось, что из вас двоих психоанализом занимаетесь не вы. Кстати, доктор, не поделитесь своими теориями?

— Пока рано, — ответил я.

— Но мы имеем дело с сумасшедшим?

Я взглянул на Майло. Кивком он подтвердил.

— Судя по внешним признакам, — пояснил я, — убийца представляется человеком в своем уме.

— А если заглянуть глубже?

— Он дерьмо. Но клинически — в полном рассудке, мистер Кармели. Скорее всего, это то, что мы называем психопатией — серьезным расстройством поведенческих функций. Эгоцентрист с нехваткой эмоционального восприятия действительности, лишенный способности сопереживать, с ущербным сознанием.

— Ущербным? У него есть сознание?

— Он в состоянии различать добро и зло, но предпочитает игнорировать правила, когда это служит его интересам.

Кармели поднялся. Глаза его сузились.

— Вы описываете мне дьявола и говорите, что им может оказаться любой прохожий.

— Да.

— Что заставляет его убивать, доктор? Что его привлекает в смерти?

— Убийство помогает ему сбросить напряжение.

— Каждый знает, что такое напряжение.

— У него оно, вероятно, особенно сильное. Нервы не выдерживают. Но все это лишь мои догадки, мистер Кармели. На деле пока никто не знает, что именно приводит к…

— Чем может быть вызвано его предполагаемое напряжение?

Сексуальными отклонениями, подумал я, но не стал произносить эти слова вслух.

— Возможно, несоответствием между тем, каким он выглядит в собственных глазах, и образом его жизни. Я допускаю, что он гордится своим интеллектом и считает себя рожденным для почета и славы. Однако, скорее всего, он — неудачник.

— Другими словами, он убивает, чтобы обрести уверенность?

— Может быть, мистер Кармели.

— Убийство ребенка прибавляет ему уверенности?

— Оно дает ему ощущение власти. Равно как и иллюзия безнаказанности.

— Но почему ребенок?

— По сути своей он — трус и охотится только на самых слабых.

Голова Кармели дернулась, как от удара. С зажатой в уголке рта сигареты упал столбик пепла. Он затянулся и поправил запонку в манжете.

— Как вы сказали, это только догадки.

— Да.

— Но если они хотя бы отчасти верны, значит, убийства не прекратятся, так? Ведь его напряжение не может исчезнуть бесследно.

— Вероятно.

— К тому же он, наверное, убивал и раньше. — Кармели повернулся к Майло. — Тогда почему полиция не вскрыла подобных случаев? — Голос его почти сорвался на крик.

— Это может быть его первым преступлением, сэр. Только началом, — ответил Майло.

— И он начал с моей дочери?

— Возможно.

— Но почему? — вдруг жалобно спросил Кармели. — Почему Айрит?

— Пока мы не знаем, сэр. Я пришел сюда именно для того, чтобы…

— Насколько энергично вы пытались обнаружить другие подобные убийства, мистер Стерджис?

— Мы прилагаем все силы, и процесс этот продолжается.