— Мне хочется побеседовать с вашей супругой, — сказал Майло. — Мы, безусловно, переговорим и с вашими соседями — чтобы выяснить, не заметил ли кто-то из них чего-нибудь необычного на вашей улице.
— Никто и ничего, — заверил Кармели. — Я уже расспрашивал. Но это ваше право, идите и задавайте им свои вопросы. Что же касается мой жены, то сразу договоримся: вы
— Мистер Кармели…
— Я высказался достаточно
— Сэр, — загудел Майло, — у меня нет намерений усугублять горе вашей супруги, и еще раз приношу извинения за то, что невольно оскорбил вас.
— Ни
— Да, сэр.
— Я буду присутствовать при вашем разговоре. Общаться с сыном не позволю. Он слишком молод, чтобы иметь какие-то дела с полицией.
Майло молчал.
— Вам это не по вкусу, — заметил Кармели. — Вы считаете, что я… ставлю палки вам в колеса. Но речь идет о моей семье — не о вашей.
Глядя на дверь, он с достоинством поднялся, ожидая, что мы последуем его примеру. Встали и мы.
— Когда можно встретиться с миссис Кармели? — спросил Майло.
— Я позвоню вам. — Он подошел к двери и распахнул ее. — Будьте честным до конца, мистер Стерджис. Вы надеетесь отыскать это чудовище?
— Я приложу все силы, мистер Кармели. Нам приходится иметь дело с фактами, а не с надеждой.
— Понимаю… Я не очень-то религиозный человек, в синагогу хожу только тогда, когда этого требуют мои служебные обязанности. Но если после смерти нам уготована новая жизнь, то ее я проведу на небесах. Знаете почему?
— Почему?
— Потому что в аду я уже был.
Глава 8
— Как тебе эта комнатка? — спросил Майло, когда мы спускались в лифте. — Интересно, удостоились ли Горобич с Рамосом чести быть принятыми в его личном кабинете?
— Ты считаешь, что, устанавливая дистанцию между нами, он как бы отдаляет себя и от убийцы?
— Дистанция немало значит для него.
— И ты винишь его за это? Потерять дочь — само по себе тяжкое испытание, не стоит приплетать сюда издержки профессии. Я уверен: политический аспект он, как, вероятно, и все консульство, продумали с самого начала. К выводу о том, что политика здесь роли не играет, они пришли сообща. Как ты уже говорил, в противном случае люди вели бы себя совсем по-другому. Подтверждением тому — упоминание Кармели о террористах, которые стремятся привлечь к себе внимание общественности. Но это же относится и к антитеррористической деятельности: дай людям знать. Если кто-то угрожает жизни твоего ребенка — не мешкай с отпором и обеспечь себе понимание и поддержку общества. И еще: поведение Кармели свидетельствует о том, что рана его все еще кровоточит. Ему дико больно, Майло. Он мечется в поисках ответов.
Майло нахмурился.
— А мы не дали ему ни одного. Лишний повод для неприязни к Управлению.
— Что ты имеешь в виду?
— Его болтовню о том, что он уже как-то имел с нами дело. Кто-то, видно, наступил ему на хвост с парадами или еще чем-нибудь. Продолжая аналогию с бейсболом, можно сказать, что Кармели обошел меня на два очка.
Майло сунул служителю парковки на чай, подал машину назад, к пандусу, и мы выехали. Перед поворотом на Уилшир-авеню пришлось долго стоять у светофора.
— Не идет из головы его комната, — вновь заговорил он. — Ты обратил внимание, как поднимался к потолку дым? Может, он и не Джеймс Бонд, но мои наивные представления о шпионах Моссада берут верх, так и лезут мысли о потайных ходах, рыцарях плаща и кинжала и прочая дребедень.
— Лицензия на обслуживание, — вставил я.
— Я, как старый циник, вот еще о чем думаю: уж слишком много в нем было возмущения. Что на это скажешь?
— Ничего. Только повторю: его грызет боль.
— Без всяких заумных терминов?
— Без них. А в чем дело?
— Могу понять его желание установить дистанцию между собой и убийцей, но не кажется ли тебе, что Кармели мог бы быть полояльнее? — Майло пожал плечами. — Пойти полистать, например, их консульские архивы… Нет, я не виню его. С его точки зрения, мы — клоуны, провалившие свою антрепризу.
Ему наконец удалось влиться в общий поток машин.
— Сменим тему, — предложил я. — Слуховой аппарат. У меня такое впечатление, что он был оставлен там намеренно. Убийца как бы хочет объяснить нам, почему он остановил свой выбор на Айрит.
— Объяснить нам? Он что — игрок?