Выживут только волшебники

– Расскажите мне всё. А я – даю слово – не использую это во вред вам или Ирис.

– Слово? – изумленно протянул Антир, – не разбрасывался бы ты словом, мальчик.

Впрочем, момент был явно не тот, чтобы углубляться в нравоучения. И мужчина начал свой рассказ.

Он говорил, говорил, говорил, а перед глазами Кира, как живые, вставали картины.

Вот Антир, такой же черноволосый и добродушный, как и сейчас, только молодой и безбородый. Он во дворе замка. Выскользнул на минутку из шумной кухни, чтобы остыть от пара и жара, да вдохнуть холодного осеннего воздуха.

Его внимание привлекают два бродяги вороватого вида, которые с неожиданным нахальством требуют у стражников, чтобы их немедленно отвели к хозяину.

– Может, вас еще в Совет восемнадцати пустить? – рогочет стражник, довольный своей шуткой.

– А ты не зубоскаль! По всей округе знают, хозяин ваш охоч до редкостей. И тех, которые стоящую вещь принесут, велит пускать без разговоров. А мы ему такую редкость доставили – дюжину таких, как ты стоит, а то и больше!

И стражник, уже посерьезневший, но еще не желающий так просто уступать свое право «держать и не пущать», усмехается:

– Ну-к, покажь, что за редкость у тебя!

– Пусть тебе жена покажет! – оборванец чует перемену настроения и стоит на своем. – К хозяину веди!

Дальше Антир не слушает. Он и так надолго оставил кухню. А скоро подавать ужин.

Следующая картина – несколько часов спустя.

Словно гром среди ясного неба – повара зовут в обеденную залу. Сердце колотится как сумасшедшее. Неужто не угодил? Никогда за два года службы его не призывали пред очи хозяина. Руки Антира трясутся, зуб на зуб не попадает. Вот и прощай, родная женушка… Да дадут ли попрощаться?

Он входит в залу с высокими потолками и огромным столом. У хозяина гости. Двое. Они, похоже, изрядно подвыпили. Явно не из аристократов. Да что там, даже не из приличных людей. Таких за столом хозяина и быть-то не может. Один, не останавливаясь, наворачивает горою сваленные в тарелку кушанья, а другой что-то не очень связно рассказывает:

– И сидит, знацца, этот старый в трактире, пьянюсенький. А перед ним – обсидиановые цацки, дорогие. А я, знацца, ему грю: тута такое дорогое показывать не нать. Ты б, грю, прибрал… А он в жменю их как схватит, да как об пол стукнет! Грит, разве это дорогое! Вот что дорогое! Да и это не дороже жизни. А на столе – круглики эти. И плачет, аки дитя малое. А потом вышел, в ступу сел, да и полетел себе… Ровненько так, самолетом, видать. А диковинки эти и остались лежать. Ну мы их и прибрали, знацца… Для вашества… – подобострастно закончил он.