Народ поначалу ошарашился и зашёлся моим «оргазмом», но тут пошла «перестройка», и люди быстро привыкли к сексуальной терминологии и стали это святое слово опошлять, упоминая его всуе.
Сначала по проторённому мною пути пошли пособия по сексу, вынося «оргазм» в заголовки:
В такой благоприятной обстановке осмелели и писатели худлита:
И даже общеизвестный Владимир Сорокин в 1995 году решился на использование слова «оргазм» в тексте
Быть может, именно поэтому в эссе о своём любимчике, Александр Генис, заядлый русско-американский литературный критик, который испугался писать о
Таким образом, сам того не ведая, Генис внёс экономическую составляющую в свои филологические сношения. В отличие от меня, Генис является более осведомлённым в ценообразовании, чем в феноменологии оргазма (см. моё эссе об оргазме
Мне стало известно, что Генис готовит к печати монографию, где он уже будет писать не только о В. Сорокине, но и об остальных своих любимчиках: Викторе Пелевине и Татьяне Толстой. И назовёт он свой новый опус
После меня им уже всё можно.
Юнна Мориц
Талант и старость
Книжка стихов Юнны Мориц
Я раздобыл Справочник Союза писателей и выписал домашние адреса Евтушенко, Вознесенского, Давида Самойлова и Юнны Мориц.
В 1974 году я сделал сборник стихов
Один экземпляр я оставил себе, а остальные четыре решил вручить избранным поэтам. Я был уверен, что личный визит много эффективнее, чем посылать книгу по почте.
Эффективнее в том смысле, что кто-то из них влюбится в мои стихи и протолкнёт в печать. Мечты, мечты…
Евтушенко и Вознесенского не оказалось дома, во всяком случае дверь мне никто не открыл, несмотря на упорные звонки.
Давид Самойлов дверь открыл, даже пригласил войти. Помню комнату с роялем и какого-то парня. Я вручил свою книжку, что-то сказал, я не хотел навязываться на разговор и ушёл. Меня не задерживали. Ничего от Самойлова не последовало.
Насколько я помню, Юнна Мориц жила на Кутузовском проспекте, который меня восхитил своей яркой мощью. Сравнивать его архитектуру я мог только с той, что я видел в СССР, где ничего подобного не бывало.
Дверь мне открыла сама Юнна Мориц, за ней в глубине я увидел старую женщину маленького роста, тревожно в меня всматривающуюся. В прихожей я уже привычно вручил свою книжку. Не помню, был ли разговор, но если был, то весьма краткий.
Я вернулся в Ленинград и вскоре получил письмо от Юнны Мориц, где она благосклонно отзывалась о моих стихах и назвала стихотворение, которое ей понравилось больше всех:
Можно было считать, что моя поездка в Москву была не абсолютно бесполезной, хотя никаких публикаций в результате её не произошло.
При отъезде из СССР в 1976 году я письмо Мориц взять с собой не мог – было запрещено вывозить из родины что-любо рукописное или напечатанное на машинке.
Уже будучи в Америке, я купил
И вот последние годы доходят до меня патриотические стихотворения Юнны Мориц, атакующие украинских фашистов и прочих русофобов.
Мутация её таланта, под влиянием радиации русских СМИ, страшна и удручающа. Преклонный возраст лишает всякого иммунитета к повсеместной и агрессивной лжи.
Вот свеженькое из её ФБ: