Вызволение сути

Таким образом, я не только соблюду авторское право, но заодно обессмерчу и Евгения, если он к тому времени не обессмертит себя сам.

Итого – пока я жив, я призываю всех обращаться ко мне не "Уважаемый господин Армалинский" и не "Дорогой товарищ Армалинский", а только: "Сексуальный маяк Армалинский".

* * *

Евгений Сливкин внёс также проницательное дополнение к моему стиху, раскрыв его подноготную:

Всё начиналось с вожделенья,

с неизъяснимых получувств.

Стихотворений выделенья

доказывали – получусь.

Вокруг меня взрастали страсти,

и продирался я сквозь них,

чтобы сказать бумаге "здрасьте"

и нанести смертельный стих.³

Евгений узрел:

“Видимо, поскольку "выделенья" в третьей строке настроили меня на медицинский лад, я прочитал последнее слово четвёртой строки как "полечусь". Потом, однако, разобрался!”

А это действительно смешно, так как во времена написания стиха – бывало уместно.

Позволяю литературоведам отнести прочтение Сливкина в раздел "Варианты и разночтения".

Печальный конец литературной дружбы

(Скучное чтение)

Всё началось с его доброжелательной, ироничной и умной рецензии на Тайные записки Пушкина. Это была первая такая рецензия в России, и её напечатали там, где надо. Где? – Не хочу даже намекать, чтобы не раскрыть личность моего героя, бывшего друга – назову-ка его для удобства описания буквой Л.

По моей просьбе, мой московский друг разыскал Л. и вручил ему томик Парапушкинистики²⁵, куда была включена его статья. Л. написал мне благодарность, и у нас установилась многолетняя доверительная переписка по электронной почте.

Л. сделал для меня исключительно много по разнообразному продвижению моих книг и других проектов, и я ему за это бесконечно благодарен.

Причём я не просил его о какой-либо помощи во всех этих делах, он сам вызывался сделать то, написать это. И часто – радостным сюрпризом.

Я старался не остаться в долгу, но мои возможности были весьма ограниченными, а то, что я делал, не давало желаемого результата. Например, я предложил его книгу двум издателям, с которыми у меня были добрые отношения, но они не заинтересовались. Я познакомил Л. со своим приятелем, живущим в Америке писателем, готовым заплатить за редакторскую работу, но у них отношения не сложились.

Я послал Л. пачку книг из своей библиотеки, которые его заинтересовали.

Ну и ещё что-то делал по мелочи.

Время от времени мы обсуждали крупный проект, в котором оба были заинтересованы. Я, зная о тяжёлом финансовом положении Л., решил поставить дело на денежные рельсы, чтобы у него был стимул этим проектом заниматься. Договорились о цене и сроке. Я даже контракт написал, чтобы не было недопониманий.

Но Л. ничего не сделал. Ни в срок, ни позже. Он объяснил это тем, что ему не приходили идеи и мысли, нужные для этого проекта.

Меня эта необязательность взбесила, и я написал ему, что, мол, не могу общаться с человеком, который не выполняет договора. Л. стал меня буквально упрашивать, не порывать с ним отношений. Мне даже стало неловко от отчаянья, которое звучало в его словах, и я, конечно, согласился продолжать нашу переписку.

Я ещё раз повторяю, что всё, что я сделал или пытался сделать для Л. не идёт ни в какое сравнение с тем, что он сделал для меня.

Такая неравномерная ситуация мне была неприятна, я и не раз выражал сожаление, что нет у меня никаких других контактов, которые могли бы ему быть полезны.

И вдруг Л. резко написал мне, что он прекращает отношения со мной. Я поначалу был ошарашен и спросил его, в чём причина? чем я его, быть может, невольно обидел?

Поначалу Л. не отвечал, но, в конце концов, мне удалось вызволить из него причину: вот, мол, он столько для меня сделал, а я для него – ничего. И ему надоело быть эксплуатируемым в таких неравных отношениях.

Я надеялся и почти верил, что участие Л. в моих делах было абсолютно бескорыстным.

Но с другой стороны, я его понимал – всегда хочется получать достойную реакцию-вознаграждение на свои труды и заботу.

Моей многократной словесной благодарности оказалось совершенно недостаточно.

Я попросил Л. перечислить конкретно, что же, по его мнению, я мог и должен был для него сделать и не сделал.

Но он мне не ответил.

И тут я пришёл к единственному для меня объяснению: Л., по-видимому, ожидал денег, так как он не раз писал мне об их нехватке. Просить деньги он, разумеется, не желал, но давал мне понять, да и я мог бы сам догадаться.

Но если бы я ему платил за то, что Л. для меня делал, тогда бы постоянное сознание того, что он помогает мне за деньги, сделало бы для меня его помощь корыстной и неискренней, а значит – неприемлемой.

Я, конечно, мог время от времени подбрасывать ему деньги, не связывая их прямо с конкретным делом, для меня им сделанным. Но и в таком случае, деньги бы подпортили непринуждённость его забот обо мне и сделали бы из меня работодателя.

Но быть может, я всё-таки должен был ему помогать материально? Друг ведь?!

Но друг не разорвал бы дружеских отношений из-за необговорённых, а лишь ожидаемых, но не полученных денег.