Взаперти

Они в самом деле доверяют? Ты, Бет? После всего, что было? Если бы появилась возможность, разве ты не вспомнила бы, что, как и все, хотела меня убить? Никогда не стану проверять. Если умирать, то легко, быстро и так, как выбрал сам. Зажмуриваюсь. Я думаю об этом так, словно все уже решил. А разве нет?…

К счастью, Бемби наконец решается подсказать:

– Рон и Льюис.

Два самых важных для нее имени. Жаль, что я именно так сформулировал вопрос, подробности не требуются, а ведь именно в них прячется разгадка ее характера. Начальник и стажер, погибшие с разницей в пять лет, превратившие обычную девушку в мою гостью.

Нэб закрывает глаза, на его губах застывает улыбка, которую не стирает даже боль. Отвечает и подсказывает сам:

– Высокомерие.

Да, его он ненавидит больше всего. Интересно, а мое не замечает? Или оно осталось только в голове и не доходит до них через динамики? Раньше, знаю, было не так.

Обсуждение на третьем, смех Эла:

– Так он нам нагло соврал? Эй, Дождь, мы тебя поймали!

Бет со своей любовью ко всем сторонам медицины опознала формулу стимулятора и сделала соответствующие выводы. Вздыхаю. Отмечаю очередные подсказки – оригинальный у Бемби и Нэба способ прохождения, угадывать ответы они даже не пытаются. Напоминаю:

– Нельзя обсуждать боксы не с напарником.

– Да ладно, мы незаметно! – залихватски ухмыляется Эл.

Бет смеется, качая головой, тут же серьезнеет, поднимает голову:

– Это жестоко, Эдриан. Страх смерти – не то, с чем стоит играть.

Сначала не могу осмыслить услышанное, потом со стоном прячу лицо в ладонях. Они будут звать меня по имени. Только этого не хватало. Впрочем, Бет не развивает полученное преимущество.

Еще одна подсказка на шестом, на третьем заканчивают стимулятор.

– Не больно, – удивляется Эл, делая укол.

– Снотворное обычно не вводят под кожу, – объясняет Бет. – Он менял его в спешке на то, что было. А этот препарат подбирал уже с учетом способа применения.

Она слишком хорошо думает обо мне. Я пытался составить нужное вещество из имеющихся реагентов и вообще не знал, будет ли укол болезненным.

Бемби наконец решается рискнуть, говорит:

– Отец – иммигрант, мама – местная.

Это о родителях Нэба. Далеко не полная информация, но попытка ответить без подсказки заслуживает награды. Вдохновившись, полицейская угадывает ответ на следующий вопрос:

– Из-за родителей. – Добавляет тут же: – И потому что был хиппи.

Натягивание фактов на задачу. Стиль одежды Нэба построен не только на этнических корнях или благодарности общине, но рискнуть тем, что за ошибку накажут не ее, для Бемби дорогого стоит.

– Получается, он на себе проверял, что как подействует? А если б ошибся, заснул бы? – недоверчиво уточняет Эл в другом боксе.

– Да, похоже. – Бет странно улыбается. – Но есть более важная мысль. Сначала ты придумал яд. На ком ты проверял его?

Вдвоем смотрят в камеру, она – со спокойным ожиданием, Эл шокирован. Проходится рукой по волосам.

– Псих. Жизнь ему не дорога, даже собственная.

Бет задумчиво хмурится, повторяет за братом:

– Даже… – Качает головой. – Идем. Мы справились.

Обсуждают, стоит ли говорить другим. Эл, конечно, уверен, что да.

– Нет, – решает Бет. – Он так придумал, пусть так и остается.

– Но если у кого-нибудь не получится?!

– Они очень испугаются и заснут. Если будет опасно для жизни, он позовет меня. Я уверена.

Не знаю, что думать о ее уверенности, просто возвращаюсь к наблюдению. Бемби молчит, не давая подсказку, а Нэб ждет и, кажется, способен ждать вечно. Упрямства не занимать обоим, но первой сдается полицейская, которой куда важнее быстро попасть вниз:

– Я боюсь снова стать причиной чьей-то смерти. Ты ведь знаешь это!

Нэб кивает, глубоко вдыхает, пережидая боль. Повторяет ответ. Они смотрят на экраны с последним вопросом, на лице Нэба проскальзывает удивление, Бемби фыркает:

– Добраться до четвертого, узнать, что там все в порядке. Потом выбраться наружу. Потом – выяснить, кто ты и какого черта все это затеял. У меня длинный список желаний.

Нэб молчит. Бемби смотрит на напарника с нарастающим недоумением, а он вдруг садится на пол по-турецки.

– Я могу сказать, что хочу чаю. Хорошего зеленого чаю, заваренного собственными руками. Я могу сказать, что хочу вернуться домой, чтобы дальше жить своей жизнью. Я могу сказать, что хочу лучше узнать Бемби и тех других, кого встречу здесь. И ты, Дождь, определяющий, правы мы или нет, примешь любой из ответов. Последнему ты будешь, наверное, рад. Но, – он поднимает голову и смотрит на меня с экрана, – это будет ложью. Я ничего не хочу. Уже очень, очень давно. И тебе придется принять эту правду, хоть она и не сладка на вкус.

Слушать его спокойный голос больно. Страшно понимать, что он говорит серьезно, что этот вечно улыбающийся человек, сменивший за жизнь множество дел и увлечений, действительно ничего не хочет.